вошёл, ручные животные разбежались.

Дервина достала из висячего шкафчика маску и протянула Коларду.

– Вот, я приготовила тебе… Она гораздо мягче той… Из хорошо выделанной кожи… – сказала она. – Я давно искала что-нибудь подходящее. У тебя была работа.

Колард сунул руки во внутренний карман куртки и достал последнюю из фигурок, принесённую Дервине. Это была статуэтка крылатой женщины с широко раскинутыми, поднятыми вверх руками. Если бы торговец, с жадностью скупивший остальные фигурки, увидел эту статуэтку, он купил бы её за любые деньги.

– Ты видел её? – Дервина протянула к статуэтке руку, но не коснулась.

– Как и всех остальных, во сне, – проскрежетал Колард, – а когда проснулся, решил изваять образ мечты. Мудрая Женщина, если ты и в самом деле мой друг, сделай так, чтобы я уснул и больше не проснулся.

– Ты же прекрасно знаешь, что я не могу этого сделать, тогда моя слава целительницы пойдёт прахом. А ты не догадываешься, почему тебе привиделся такой сон? Какие места снились тебе? – в её голосе ощущалось нечто большее, чем простое любопытство.

– Мест, которых я видел, нет в Долинах, по крайней мере, в нынешних. А может человек видеть во сне далёкое прошлое?

– Собственное прошлое человек видит часто, но если ему дан талант, то он может увидеть и более далёкое прошлое.

– Талант! – Колард произнёс это слово, как клятву. – Какой талант?

– Колард, – Дервина перевела взгляд с него на статуэтку, – а раньше ты мог делать такие вещи?

– Ты меня не понимаешь. У меня есть только руки, и я отдал бы всё за прямую спину и за лицо, от которого бы не шарахались женщины.

– Ты никогда не позволял говорить о твоём будущем…

– И не позволю! – вскипел он. – Да и кто позволил бы, будь он на моём месте? А почему такой сон приснился именно мне, и как я воплотил мою мечту в эти фигурки… Видишь ли, мне кажется, тут дело в необычном металле, который я переплавлял в кузнице. В нём, вероятно, заключено какое-то страшное колдовство. А спросить было некого, ведь тот торговец больше не приходил сюда.

– Я уверена, что этот металл из какой-нибудь цитадели Древних, – сказала Дервина. – Хотя они бились не копьями и не мечами, а чем-то более сильным, ковать их они умели. Возможно, торговец случайно наткнулся, на остатки этого оружия.

– И что же? – спросил Колард.

– Человек пользуется такими вещами для удовольствия, делает их своими руками, носит с собой, вкладывает в них… ну, что-то вроде жизни. Это влияние может сохраняться много лет, но если неосторожный человек выпустит этот остаток эмоций, то они войдут в него и откроют…

– Понятно, – Колард провёл пальцами по чистой крышке стола. – Память других людей вошла в меня, пока я лежал больной и был открыт для неё.

– Вот именно! – закивала Дервина. – Вероятно, во сне ты видел Долины, какими они были до прихода вашего народа.

– А что хорошего в этом для меня?

– Не знаю. Но пользуйся, Колард, пользуйся этим! Неиспользованный дар вянет, и мир становится беднее.

– Мир? Что ж, так я смогу зарабатывать свой хлеб, и никто не потревожит меня. Очевидно, мне предназначено всю жизнь идти по тёмной дороге, никогда не сворачивая в гостеприимную дверь…

Дервина молча схватила его руку и повернула ладонь к свету прежде, чем он сумел её отдёрнуть. С силой кузнеца она намертво зажала её, наклонилась и принялась рассматривать линии на ладони.

– Не надо прорицаний! – захрипел он так, что сова встрепенулась и опустила здоровое крыло.

– А разве я что-нибудь говорю? – выпуская его руку, сказала Дервина. – Как хочешь, Колард. Я ничего не сказала.

Он в смущении отвёл руку и, словно стирая отметки Дервины, потёр её пальцами другой руки.

– Мне пора, – сказал он и взял маску, чтобы примерить её в своей хижине, подальше от чужих глаз.

– Иди с миром, – сказала Дервина, так говорили в её народе. От этого пожелания ему полегчало.

Шло время. Хижину Коларда все обходили стороной, к себе он никого не приглашал, даже отца. Второй торговец не появлялся, зато приехали новые из большого мира за Долинами, мира, который люди Гейла считали легендарным.

В башне начали приводить в порядок комнаты. В Гейле и на дальних фермах пошли разговоры, что Лорд Висис, женившийся второй раз, решил послать свою дочь от первого брака, леди Джесинду, в деревню – в городе она постоянно болела.

Колард направлялся к колодцу, когда услышал резкий голос своей невестки:

– Болела! Это не новость! Когда меня позвала к себе в комнаты Дама Матильда, чтобы посоветоваться, какой травы надо посушить, чтобы класть под её ковёр, она была со мной достаточно откровенна. Она сказала, что дочери Лорда никогда не станет лучше, потому что молодая леди – заморыш, она больше напоминает ребёнка, а не девицу на выданье. Впрочем, если Лорд даст за ней большое приданое, то может кто и пожелает её в постель, – Камали засмеялась. – Как сказала Дама Матильда, леди Джесинду отправляют подальше с глаз леди Гвеннел, которая оказалась чересчур чувствительна. Она якобы заявила лорду, что не сможет родить ему здорового и крепкого сына, пока перед ней маячит это сутулое хилое создание.

Впервые ощутив жгучее любопытство, Колард бесшумно поставил ведро и подошёл поближе к окну. Но больше ничего не услышал, потому что отец потребовал подогретого эля, и Камали, прервав рассказ, бросилась к очагу.

Вернувшись к себе в хижину, Колард сел к камину, снял маску и, вертя её в руках, начал вспоминать всё, что удалось подслушать.

Значит, леди Джесинду убрали. Да, согласно старому поверью беременная не должна видеть ничего уродливого, ничего, что может отразиться на ребёнке во чреве, и лорд Висис, конечно же, постарался для своего будущего сына, не спросив мнения своей дочери. А леди Джесинда, раз она не такая, как все, наверное, рада спрятаться от людских взоров.

Только вот понравится ли ей в Гейле? Не будет ли ей ещё тяжелее, чем Коларду? Он впервые забыл о себе и подумал о Другом человеке.

Он встал, зажёг лампу и осветил фигурки, что стояли на полке. Пока он критически рассматривал их, что-то зашевелилось в его мозгу. Размышляя, он перебирал статуэтки и наконец выбрал одну, которая, вроде бы, отвечала его требованиям. Он сел за стол и разложил инструменты. Фигурка изображала животное, похожее на лошадь, вздыбившуюся в радостном свободном прыжке, только между изящными ушами торчал рог.

Колард положил статуэтку на бок, принялся за работу и закончил её только с петухами. Танцующий единорог превратился в печатку, в основании которой была выгравирована буква «Джей» с обвивающей её виноградной лозой.

Колард с облегчением вздохнул и отодвинулся от стола. Он