удовольствие. Но он не был святым, он не был старцем. Ему хотелось только одного: покоя. Только покоя. Разве этого много?..

«Тайм-аут заканчивается, магистр. Рекомендую собрать в кулак остатки воли — дальше я приготовил тебе нечто совершенно потрясающее».

Губы великосхимника непроизвольно задрожали. Прислонившись лбом к оконному стеклу, он с отчаянием смертника смотрел на встающую над лесом луну. Неужели Господь отвернулся от него? Никто не должен так ужасно страдать, даже величайшие грешники. Никому в целом мире нет до него дела, кроме ветхозаветного змея, нетерпеливо кружащего вокруг скита.

На стекле, которого он касался лбом, осталось туманное пятно от холодной испарины. Видит Бог, он сделал все что мог. Он тянул до последнего, но больше не способен выносить этот кошмар. Слаб и малодушен человек. Только что он был готов вынести любую муку, и вдруг разом дрогнул, не в силах вновь пройти через чудовищную пытку, не в силах вновь пережить этого ужаса... |

Ступай к нему.

Это был не шепот, не голос, не огненные письмена, вспыхнувшие перед помертвевшим взором. Просто ощущение уверенности: так будет правильно. Словно легкий ангел, пролетев над головой Михаила, задел его своим светлым крылом. Ступай к нему, Воин Судьбы, ты под надежной защитой! Ты в руце моей; древний змий не властен над тобою. Ничего не бойся.

Последний болевой шок, который был гораздо сильнее предыдущих, словно сместил что-то в сознании Михаила. Внезапно он остро ощутил, что всё это — и любовь к молодому священнику, и скит, и долгое мучительное покаяние, и последняя страшная ночь — были лишь очищением и укреплением для его грешной души, что все это было лишь прелюдией к этому мгновению, что истинным его жизненным предназначением как раз и было выйти сейчас; к Антихристу и попытаться прервать его кровавый путь. Михаил не знал, как это будет, но не сомневался, что Господь не оставит его: Он был рядом, Он ни на миг не забывал про своего смиренного раба. Едва ли Михаил мог сказать откуда у него такая уверенность, но это определенно не было внушением Зверя — на таком расстоянии тот был способен лишь наводить фантомные боли, и сейчас великосхимник прекрасно ощущал его ярость и досаду оттого, что объект внушения по-прежнему отчаянно сопротивляется.

Ступай к нему. Сим победиши.

В его сознании рождалось что-то огромное и мощное. Словно ворочался в тесном яйце готовый проклюнуться и расправить крылья могучий орел. От уныния не осталось и следа.

— Подожди, бес. Я выхожу.

«Поздравляю, магистр! Кажется, ты начинаешь приходить в себя. Вот тебе азимут...»

В темя вонзилась ледяная игла, но теперь это была не пытка — боль должна была ослабевать по мере приближения к Зверю, сигнализируя, что Михаил на верном пути. Впрочем, этот маркер был уже излишним — внутренним зрением инок и так уже зафиксировал, где находится его нетерпеливый визави.

Михаил брел в кромешной тьме через старые высохшие буреломы, ямы со скользкими осыпающимися склонами и непроходимые еловые заросли. Было полнолуние, но ни один фотон света не проникал через сплошной массив сомкнутых древесных крон, раскинувшийся на много километров вокруг. С каждым шагом ледяная игла понемногу таяла в голове схимника. Он в кровь обдирал руки о колючие сучья, крепостью соперничающие с металлическими прутьями, дважды ему едва не выбило глаз внезапно выхлестнувшейся веткой, несколько раз он больно падал и после одного особенно неудачного падения едва не сломал ногу. Однако все эти напасти казались пустяками по сравнению с тем, что ему пришлось пережить за последние сутки; ощущение невероятной легкости и свободы переполняло Михаила, словно он только что покинул тюремную камеру-одиночку, в которой провел половину жизни. Кроме того, он сейчас шел на верную смерть, и мелкие неудобства уже не могли всерьез расстроить его.

С неба внезапным потоком пролился мутный лунный свет. Все эти полтора километра он прятался высоко в глухих кронах деревьев и дремучих еловых лапах, и вдруг низвергся сверху искрящимся серебристо-багряным водопадом. Великосхимник выбрался на обширную поляну посреди леса.

Не только лунный свет раздражал приспособившееся к темноте зрение на этом островке свободного пространства посреди безбрежного древесного моря. Оранжевое пятнышко мерцало на границе тьмы и мутного сереристого марева, и Михаил уверенно устремился к нему.

Зверь Евронимус, низко свесив голову, сидел перед небольшим костром. Он был одет в стильный плащ и дорогие брюки; в любое другое время Михаил оторопел бы, встретив в сердце тайги человека, экипированного столь неподходящим для этих суровых и диких мест образом, однако Зверь находился за пределами обычных человеческих представлений, поэтому монах совершенно не удивился. На ногах у Антихриста, впрочем, были крепкие армейские ботинки — едва ли он сумел бы добраться сюда в модельных туфлях. В руках Евронимус держал над костром два прутика с нанизанными на них крупными грибными шляпками.

— А, доброй ночи, Виктор Сергеевич! — вскинув голову, Антихрист радушно улыбнулся. — Как самочувствие? Ничего не беспокоит?

— Ничего, все в порядке, — сдержанно проговорил Михаил. — А ты леко одет для этого климатического пояса, бес.

— Аскеза, — приподнял уголки губ Зверь. — Христос, осмелюсь напомнить, сорок дней постился в пустыне, в результате чего многое понял. Хотя тайга, конечно, не совсем пустыня, но тоже территория, вполне подходящая для воспитания стоицизма. — Повертев один из прутиков над огнем, он протянул его великосхимнику: — Хотите грибка, отче?

— Нет, не хочу, — покачал головой Миахил.

— Ну, ладно вам — «не хочу»! — Антихрист фыркнул. — Сколько вы съели за последние три дня? Дюжину ложек капустной похлебки? Съешьте грибка, Магистр.

— Христос постился сорок дней, — хмуро повторил его слова великосхимник.

Жареные грибы пахли совершенно одуряющее, но монашествующий не мог позволить себе взять что-либо из рук адского создания. Это было новое искушение, которое следовало преодолеть, дабы не погубить свою душу на веки веков.

— Славные грибки! — Зверь широко и дружелюбно улыбнулся, словно снимался в рекламном ролике. Он снял с импровизированного вертела одну шляпку и катал ее по ладони: гриб был горячий. — Жаль, что псилоцибиновые тут не растут. Климат не тот, холодно. Зато есть чага... — Он перехватил взгляд Михаила и снова усмехнулся: — Да расслабьтесь вы, Магистр! Вам не предлагаю. Это обыкновенные подберезовики. Попробуйте, очень аппетитные! Нет? — Пожав плечами, он бросил подкопченную шляпку в рот и стал тщательно, с