случилось потом?

— Корей подошел со своими войсками к Моисею и Аарону и сообщил, что у Моисея нет права на власть.

— Да, мы, евреи, последовательны, не правда ли? — улыбнулся Давид.

— Нет, это сердце человеческое непоследовательно, — ответил Садок.

— Скажи, каков же был ответ?

— В сорок лет Моисей был немногим лучше Корея. Как он мог поступить в сорок, я не могу сказать. В восемьдесят — он был сокрушенным. Он был…

— Самым кротким из всех живущих, — прервал Давид.

— Таким человеком, каким должен быть несущий бремя Божией власти. Иначе народ будет жить в ужасе. Да, перед Кореем предстал сокрушенный человек. И я полагаю, ты сам помнишь, Давид, что сделал Моисей. Он… не сделал ничего.

— Да, ничего… Какой человек…

— Он пал на лице свое пред Богом. Это все, что он сделал. Моисей знал, что только Бог поставил его над Израилем. И потому ему, Моисею, ничего не нужно было делать: либо двести пятьдесят три человека захватывают царство, либо Моисея защищает Бог.

— В глазах людей такую жизнь подделать трудно, не правда ли? Ведь лицемер не смог бы так поступить. Но скажи мне, как Бог подтвердил правду Моисея?

— Моисей сказал людям — вернуться на следующий день с кадильницами и фимиамом… чтобы Бог решил вопрос.

— Так! Иногда Бог все же говорит, — взволнованно промолвил Давид. — Что случилось потом?

— Корей и двое с ним были поглощены землей. Остальные двести пятьдесят умерли при…

— Это неважно. Достаточно сказать, что власть Моисея была подтверждена… Богом! Бог Сам сказал! Люди узнали, кто на самом деле имел власть от Бога, и, наконец, Моисей мог успокоиться.

— Нет, Давид. Он не обрел покой, и люди не были удовлетворены Божиим ответом. Прямо на следующий день весь народ возроптал против Моисея, и умерли бы, наверное, все, если бы не его молитвы за них.

— И люди стремятся к тому, чтобы быть царями!? — Давид замолчал в недоумении.

Садок, помолчав, продолжил:

— Я чувствую, тебя терзает вопрос: что такое настоящая власть, а что — нет. Ты хочешь знать, что делать с восстанием, если это на самом деле — восстание, а не рука Божия. Я верю, ты найдешь то единственно правильное решение. Тем самым ты научишь и всех нас.

Дверь распахнулась. Ворвался Авесса.

— Милостивый царь! Твой сын, твоя плоть и кровь, провозгласил себя царем в Хевроне. Похоже, что почти весь Израиль перешел к нему. Он намеревается захватить трон. Он движется к Иерусалиму. Некоторые из твоих людей перешли к нему.

Давид отошел, тихо произнося едва уловимое:

— Третий царь Израиля…

Садок, не уверенный, надлежит ли ему слышать слова Давида, заговорил:

— Мой царь?

Давид обернулся. Глаза его были влажными:

— Наконец, — сказал он тихо, — наконец, все разрешится. Может, завтра еще кто-то, кроме Бога, будет знать.

— Возможно, — сказал Садок, а, возможно, и нет. Такие вопросы могут оставаться спорными даже после нашей смерти.

— Это все же может быть завтра, — улыбнулся Давид, — иди, Авесса, скажи Иоаву. Ты найдешь его в башне восточной стены.

Авесса отбыл, как и вошел, — быстро и в ярости.

— Интересно, Садок, — задумчиво произнес Давид, — что может сделать человек для того, чтобы услышать слово Бога?

Глава XXVI

Семя его пребудет вечно, и престол его, как солнце, предо Мною

Авесса пересек внутренний двор, устремился в открытую дверь в основании восточной стены и побежал вверх по винтовой лестнице. А сверху на него с напряжением смотрел Иоав, который уже через мгновение, схватив факел, начал спешно спускаться вниз. Их тревожные взгляды встретились в мерцающем свете огня.

— Ты слышал, Иоав?

— Как это может быть, Авесса? Сын против собственного отца!

— Когда царства уязвимы, люди хотят и могут увидеть странное, — отвечал Авесса.

— И пожертвуют всем, чтобы удовлетворить свое честолюбие, — с негодованием добавил Иоав.

— Как ты на все это смотришь, Авесса?

— Как, как? У Авессалома нет никакой власти в царстве. Ни власти, ни права на нее… И все же он восстал, чтобы расколоть царство. Он поднял руку на Божиего помазанника — против Давида! Давида, который никогда не делал и не говорил ни одного злого слова против него.

Если Авессалом, не имеющий никакой власти, совершит этот поступок, — голос Авессы звучал уже со все более нарастающим волнением, — если Авессалом, который есть ничто, расколет царство самого Бога и, наконец, если Авессалом совершит это зло сейчас, то что, во имя благоразумия, может сделать такой человек, стань он царем!?

Глава XXVII

Вспомни, Господи, Давида и все сокрушение его

Давид и Садок остались вдвоем.

— Как поступишь ты теперь, Давид?

— Я оставлю судьбу царства в Божиих руках. Возможно, мой грех слишком велик, и я уже не достоин быть царем. И только Бог знает, так ли это. Я позволю событиям развиваться без меня, чтобы открылся наш несказанный Бог. Я знаю только один способ, чтобы открылась Его воля: не делать ничего! Не иметь, не брать, не защищать, и не хранить. Престол не мой.

Я оставляю город. Престол принадлежит Господу. Как и царство. Я не буду мешать Богу. Никакое действие с моей стороны не послужит препятствием между Богом и тем, что Он хочет. Нет ничего, что могло бы помешать Его воле. Если я не должен больше править, наш Бог без труда сделает Авессалома царем Израиля. Бог да будет Богом!

Он повернулся и тихо вышел. Настоящий царь вышел из своих покоев, из дворца, из города…

Он шел и шел…

…в души всех людей, чьи сердца чисты.