Поэтому то Варрон различает theologia philosophica et vera, далее — theologia poetica et mythica и, наконец, theologia civilis**. Характеристично последнее выражение, определяющее положение религии в римском государстве, — theologia civilis. Оно должно быть переложено на наш язык выражением: государственное богословие.

______________________

* De republ. I, 4.

** Augustin. De civitate Dei, VI, 5.

______________________

Что же теперь христианство?.. Христиане открыто заявляли стремление выйти из под государственного контроля в своих религиозных убеждениях, в своей религиозной жизни. Они заявляли, что человек, подчиненный государственной власти в других отношениях, свободен от подчинения этой власти в сфере религиозной. Эта мысль о существенном различии между гражданскою (языческою) и религиозною (христианскою) деятельностью, мысль о нетождестве их была принципом, которым руководилась юная церковь Христова. Вера христиан не отторгала их от обязанностей относительно государства, но это дотоле, пока законы государственные, авторитет государственный не решались вмешиваться в дела их веры и исповедания. Поэтому христиане и своею жизнью, и голосом апологетов требовали от государства свободы совести, свободы выражать независимо от предписаний государства свою религиозность. Они хотели жить в этом отношении без контроля государственного, но этого не признавала государственная власть и признавать не хотела. Апологет II века Тертуллиан заявляет пред римским правительством, что каждый человек есть существо свободное,"всякий может располагать собою, так же точно волен поступать человек и в деле религии". Тертуллиан говорит:"Право естественное, право общечеловеческое требует, чтобы каждому было предоставлено поклоняться тому, кому он хочет. Религия одного не может быть ни вредна, ни полезна для другого"."Принуждать свободных людей приносить жертвы — значит оказывать вопиющую несправедливость, делать неслыханное насилие. Какое безрассудство — хотеть заставлять человека воздавать Божеству почести, которые и без того он должен был бы воздавать ради своей пользы! Не вправе ли он сказать: не хочу я, чтоб Юпитер мне благоприятствовал! Что вы тут мешаетесь? Пусть Янус сердится на меня, пусть обращает ко мне лицо, какое ему угодно!"* Тот же Тертуллиан говорит:"Какое зло моя религия приносит другому? Это противно религии принуждать к религии, которая добровольно принимается, а не посредством принуждения, потому что всякая жертва требует согласия сердца. И если вы принуждаете нас приносить жертвы, то этим однако же не достигается никакого чествования ваших богов, потому что в вынужденных жертвах они не могут находить никакого удовольствия, это значило бы, что они любят насилие"**. С этим вместе у Тертуллиана соединяется требование, чтобы римская власть отказалась от тех прав в деле религиозных убеждений, какие она присваивала себе доселе:"Итак, позвольте одним поклоняться истинному Богу, а другим Юпитеру, одним поднимать руки к небу, а другим к жертвеннику, одним приносить в жертву Богу самих себя, а другим козлов. Берегитесь, чтобы не показать некоторого рода нечестия, когда вы отнимаете свободу богопочитания и выбор божества, когда вы не позволяете мне поклоняться Богу, Которому я хочу, и станете принуждать меня поклоняться такому богу, которому я не хочу. Какой Бог потребует себе насильственных почестей? И человек их не пожелает"***. В этих словах Тертуллиан ясно высказывает мысль, что христианство решительно не признает за языческим государством права санкции в делах религии, — мысль, которая шла вопреки всем традициям Рима. Со всею силою непоколебимости в убеждениях развивает ту же мысль другой великий апологет древности, Ориген, в III веке. Он открыто заявляет себя ратоборцем нового высшего принципа христианского, в противоположность установившемуся принципу, которого держалось государство римское."Мы имеем дело, — говорит он, — с двумя законами. Один закон природы, виновником которого есть Бог, другой закон писанный, которые дается от государства (городов). Если они согласны между собой, должно одинаково соблюдать их. Но если естественный, божественный закон повелевает нам то, что расходится с законодательством страны, то должно это последнее — законодательство страны — оставлять без внимания; и, пренебрегая волею человеческих законодателей, слушаться только воли божественной, какие бы ни соединялись с этим опасности и труды, даже если бы пришлось потерпеть смерть и посрамление. Мы, христиане, признавая естественный закон (или, что то же, закон совести) высшим божественным законом, — мы стремимся соблюдать его и отвергаем законы нечестивые"****. Христианский апологет начала IV века, как бы подводя итоги тех требований, с которыми выступили христиане в эпоху гонений, говорил:"Нет ничего свободнее религии, и она совершенно уничтожается, как скоро приносящий жертву бывает к этому принуждаем"*****.

______________________

* Origenis. Contra Celsum. V, 37.

**Лактанций. Божеств, установления, V, 20.

*** Тертуллиан. Апология, гл. 28.

**** Он же. Послание к Скапуле, гл. 2.

***** Он же. Апология, гл. 24.

______________________

Такой протест со стороны христианства против вековых прав языческого государства мог ли быть терпим и спокойно выслушиваем деспотическими владыками Рима? Мог ли Рим позволять свободное распространение таких идей, которые были отрицанием его коренных прав? Христианство со своею проповедью о Царстве Божием как высшем благе, заключающем в себе все другие блага, должно было вконец низвергать идеалы древности, по которым, напротив, государство было высшим благом, условливавшим собою благосостояние и счастье людей. Тогда как в древности над всем царила государственная власть, ее авторитет высился над всеми другими авторитетами, в христианстве и христианах эта власть встречает врага, готового лишить ее собственных прав, возобладать и возвыситься над нею. Оставить без противодействия такое явление, как христианство, значило бы для Рима, при подобном положении дел, открыто отказаться от своих вековых прав. Но это было неестественно. Каждый шаг в развитии народного сознания достигается посредством продолжительной борьбы; поэтому римское правительство, если оно хорошо сознавало требования и стремления христианства, необходимо должно было преследовать христиан. Гонение должно было являться как противодействие консервативного начала новому началу, совершенно доселе чуждому для духа человеческого. Замечательный факт: систематическими гонителями христианства были именно те государи римские, которые отличались наибольшею рассудительностью, наибольшим пониманием положения дел государственных, которые лучше других