топливной компании «Моховид», добывающей  моховидную плесень, тоже. Просто родители назвали ребенка Тимохой, а он, бездельник лобастый, подросши, сократил себя до трех букв. Не его вина, что эти буквы обозначают известные отечественные бренды. И если брендам это не нравится, тем хуже для них.

Кстати, была у меня когда-то мысль разориться на выращивание зеленого мохового ковра в лавке. Чтоб клиенты разувались у входа, млели от ласковой бархатистости под ногами и не торопились уходить, испытывая желание накормить мою кассу некоторым количеством денег. По здравом размышлении я отказался от идеи. Потому как после оплаты счетов оным клиентам нечем бы стало любоваться в лавке, кроме самого зеленого коврика. Стены и те пришлось бы продать. Ну а моховидку простой народ, вроде меня, вообще в глаза никогда не видит. Ею обогревается исключительно малое число наших олигархов. Из нее же в основном состоит многострадальный отечественный экспорт.

Брякнул колокольчик. В лавку втиснулся мой постоянный клиент. Появляется у меня раз в неделю, всегда по понедельникам. Не знаю, как его по-настоящему зовут, он живет в другом квартале. Я дал ему имя Ухогорлонос из-за свороченной на сторону правой половины лица. Нос, рот и правое ухо у него  будто стремились воссоединиться в одной точке. «Добрый день». – «День добрый». – «Что-нибудь подсказать?» – «Есть  ли новые поступления?» Показываю ему все, чем затарился в последние выходные, и провожу ненавязчивый промоушн. Но это скорее по привычке – Ухогорлонос и так метет чуть не все подряд. Болезнь у старикана такая – библиомания. Для родственников, наверное, страшная беда. «Вот Донцова, совсем свежая». Демонстрирую Донцову – книжка и правда в хорошем состоянии, только обложка немного примята, угол чем-то облит, но это несущественно. Клиент чуть-чуть морщится. Лицевые выпуклости от этого еще больше начинают стремиться к воссоединению. «Не употребляю», – говорит он и с достоинством отвергает Донцову. Раскладываю на прилавке на выбор – Акунина, Никитина, Сорокина, «Гармонию секса», воспоминания президента Уша, толстенную футурологическую брехню «Будущее: глобальное слияние». Рассматривая книги, мужик запускает пробную реплику для вежливой беседы интеллигентных людей: «Все-таки растет наш культурный слой». И удовлетворенно шлепает губами. Я киваю с самым глубокомысленным видом. Поддержание вежливых бесед с клиентом входит в сервис. За счет заведения – мне не жалко. «Общество становится все более свободомыслящим и гуманным. Слышали о решении присяжных? Они вынесли оправдательный вердикт! Это настоящий прорыв». Старичок в молодости, кажется, был диссидентом и до сих пор, наверное, числил себя в гвардии правозащитников. Я сразу догадался, о чем он.

Недавно у нас поймали каннибала. Правда, он никого не убил, а поедал свежих покойников с кладбища. По ночам их откапывал и временно поселял у себя дома. До полного освобождения скелета от мяса. Дело было шумное, подробности по радио со вкусом расписывали. Оказалось, у этого людоеда метаболизм неправильный, любое другое мясо, кроме человечины, для него отрава сущая. А вегетарианцем стать ему не захотелось. Наоборот, он на почве своего людоедства еще религиозную систему себе придумал. Мол, бог присутствует в каждом, и, поедая умершего, мы через это освящаемся. А для меня все равно – что религия, что метаболизм. Людоед он и есть людоед. Должен сидеть за решеткой, грызть морковку в принудительном порядке. Ухогорлоносу я так и сказал. Отрубил невежливо.

Он на меня воззрился обиженно (лицевые характерности сделались устрашающе характерными) и выдал тираду из правозащитного репертуара. Я даже поразился звонкой четкости формулировки. «Если человек, непохожий на вас, совершает аморальные, с вашей точки зрения, поступки и тем  вызывает у вас отрицательные эмоции, изъян надо искать не в нем, а в вас. В вашем уродливом, закомплексованном негативном мышлении. Мышление обязано быть позитивным. Это фундамент истинно свободного общества». И, не делая паузы, старикан сердито уткнул нос в Сорокина.

Я осторожно перевел дух. Старая гвардия она и есть старая гвардия. Умеет гвозди кувалдой заколачивать.

Уткнутый в Сорокина нос начал подергиваться. Это был тонкий момент, и я заранее заготовил объяснительную концепцию, чтобы обойти его. Когда я нашел эту книжку, она сверху была измазана в дерьме. Какой-то урод поленился сдать свое гуано в заготконтору. Я по возможности отмыл ее, просушил, но вонь все равно отбить не смог. К счастью, старикан был слишком возмущен моей непозитивной безответственностью, концепция не потребовалась. Сорокина он пододвинул к кассе и взялся за футурологическую брехню. Мысль его  вильнула, и вежливая  беседа, к моему огорчению,  перекинулась на интеллигентное злословие в адрес Крепости. Ухогорлонос тоже не питал особой любви к чернорясникам и тоже, оказывается, видел на рассвете того попа. «Эти бездельники просто ненавидят все здоровое и свободное, – пыхтел старикан. – Культурный слой невежественно считают источником заразы. Просто смех, как они пытаются его дезинфицировать святой водицей». И еще много чего я от него наслушался про тех, которые живут в Крепости. Аж страшно стало.

А огорчился я потому, что не выношу, когда при мне в категорической форме высказывают то, о чем я и сам примерно так же думаю. Во мне моментально просыпается дух противоречия и нагло разевает варежку. В большинстве случаев приходится вставлять в эту варежку кляп. Что вовсе не мешает моему духу противоречия буянить молча. В особо тяжелых случаях он таки вынуждает меня радикально изменять мнение. От ругани Ухогорлоноса я чуть было не испытал симпатии к  батюшкам. Но вспомнил Марку и вежливо спросил старикана, закончил ли он выбирать книги. Жеваный крендель поперхнулся, сложил отобранное на кассу и полез в кошелек. К Сорокину и футурологической брехне он добавил еще воспоминания президента Уша. Президенту не повезло, у него отсутствовал первый десяток страниц, такой товар идет по уцененке. Я назвал стоимость: «Девятнадцать маркированных, восемь простых». Пересчитал выложенные стариканом крышки, наметанным глазом  проверил на каждой перфорацию. Одна простая оказалась  фальшивой – перфорация косила и торчали заусеницы, явно кустарная работа. Ухогорлонос перечить не стал и заменил другой. Хотел забрать фальшивую, но я не дал. По закону обнаруженные  подделки полагается сдавать в местное отделение центрального банка.

Колокольчик снова забултыхался, и я подумал, что эту неблагозвучную железку надо убрать к чертям. А все потому,