заинтересовалась после «Убийства в Восточном экспрессе». К середине фильма я покрыла себя вечным позором, потому что раздраженно ляпнула: «Нет, не может же быть, чтобы каждый из них…», после чего помчалась в библиотеку и прочитала «Убийства по алфавиту», «Смерть на Ниле», «После похорон», «Указующий перст», «84.50 из Паддингтона» и, конечно же, нашумевшее «Убийство Роджера Экройда».

Писатели, критики и читатели — все единодушно утверждали, что за Агату Кристи пишет кто-то другой (поклеп чистой воды!) и обвиняли ее в нарушении традиций написания детективных романов. С. С. Ван Дайн ужасно разозлился, потому что именно он опубликовал авторитетный свод правил для писателей детективного жанра. В списке числились такие наставления, как «Никаких любовных сюжетов» и «Преступник должен быть один». Скорее всего, Агата Кристи прикрепила этот перечень над письменным столом и методично принялась нарушать все правила по порядку.

Но леди Агата чудесным образом остается недооцененной — вопреки всем своим выходкам, невзирая на дарованный ей титул, несмотря на оставшееся неразгаданным исчезновение (однажды она пропала, а через две недели объявилась в Харрогейте) и не обращая внимания то, что пьеса ее вот уже свыше полувека не сходит со сцены и пользуется огромным успехом даже после смерти автора…

Да, такой ловкий маневр, несомненно, достоин подражания!

Примечание:

Еще я люблю детективы Дороти Сэйерс о лорде Питере Уимзи, в частности «Девять портных» и те романы, где появляется Гарриет Вэйн: «Сильный яд», «Разыскивается труп», «Вечер выпускников» и «Испорченный медовый месяц» (именно в таком порядке). Впрочем, читая эти произведения, безнадежно вязнешь в расписаниях поездов, омлетах и обрезаниях, а все потому, что Дороти уделяет детективной канве не больше внимания, чем Агата — описанию характеров. Сэйерс — мастер комедии нравов и автор одной из величайших любовных историй в литературе.

Однажды с группой скучающих туристов мы отправились на пешую экскурсию по Оксфорду. Дворик колледжа Баллиол никого не впечатлил. Позевывая, туристы прошли мимо портретов Т. Э. Лоуренса и Черчилля. Не задержались и у доски, на которой Эйнштейн написал Е=mc². Но едва гид произнес: «А это Мост вздохов, на котором лорд Питер сделал предложение Гарриет — на латыни!», как все оживились и защелкали фотоаппаратами. Вот она, сила литературы!

Кстати, о литературе.

БИБЛИОТЕКА

В семье, где я родилась, книг почти не было, да их и не читали. У мамы валялся томик «Унесенных ветром» с кадрами из фильма, бабушка выписывала иллюстрированные журналы «Редбук» и «Сэтердей ивнинг пост», а у соседки через дорогу была лишь «Маленькая принцесса». Пожалуй, всё. Поэтому книги я брала в местной библиотеке, где и пропадала большую часть времени. Именно там я открыла для себя и научную фантастику, и «Анну с фермы „Зеленая крыша“», и Ленору Маттингли Вебер, и очерки Г. В. Мортона о Лондоне, из которых я впервые узнала о пожарном карауле собора Святого Павла во время Второй мировой войны: днем караульные спали в склепах храма, а по ночам гасили зажигательные бомбы на крыше.

Именно в библиотеке я написала «Книгу обреченных дней», «Шанс», «Письмо от Клири» и собрала материалы для «Перехода», «Пожарной охраны» и «Светлого Рождества». В библиотеке я прочла о крушении «Гинденбурга», а также познакомилась с творчеством Эмили Дикинсон и разузнала о проклятии Тутанхамона.

В одиннадцать лет я решила читать книги в алфавитном порядке, как Фрэнси в романе «Дерево растет в Бруклине». И я наткнулась на «Смерть в семье» Джеймса Эйджи, на романы Джейн Остен и на «Тихое и приятное место» Питера Бигла еще до того, как меня затянула научная фантастика. Именно в библиотеке мне попадалось то, чего я вовсе не искала — книги по теории хаоса и литературной критике, статьи о поиске тел по запаху после бомбежек Лондона и о валлийском городке Аберфан, где все школьники погибли под шлаковым оползнем, а еще научные статьи о парадоксе Эйнштейна-Подольского-Розена и о влиянии размера частиц на цвет стратосферы.

Если бы не библиотека, не быть бы мне писательницей. Об этом говорится почти во всех собранных в этой книге рассказах. Надеюсь, что они вам понравятся.

Конни Уиллис, 3 марта 2007года

ПРОГНОЗ ПОГОДЫ

ВИХРИ МРАМОРНОЙ АРКИ^[2]

На метро Кэт отказалась ехать категорически.

— Раньше ведь ездила, и с удовольствием? — недоумевал я, роясь в чемодане. Галстук куда-то запропастился.

— Нет уж! Ты, может, и с удовольствием, — возразила она, приглаживая щеткой короткие волосы. — А мне там было грязно, страшно и чем-то пахло.

— Это в нью-йоркской подземке. Лондонское метро не такое. — Где же галстук? Я расстегнул молнию и принялся шарить в боковом кармане. — И потом, в прошлый приезд у тебя никаких возражений не возникло.

— Ты еще вспомни, как я втаскивала чемодан на третий этаж в этой жуткой гостинице. Больше не намерена.

И не надо. В «Конноте» имеется лифт. И портье.

— Я ненавидела метро, — призналась Кэт. — Но такси нам тогда было не по карману, так что иначе не получалось. А теперь деньги есть.

Теперь — да. Теперь мы можем позволить себе гостиницу с коврами на полу и ванной в номере, а не «удобствами на этаже». Тот клоповник — как бишь его? — остался далеко в прошлом. Бурый линолеум, на который босыми ногами не встанешь, и горячая вода за дополнительную плату — нужно опустить монетку в счетчик над ванной.

— Как называлась та гостиница, не помнишь?

— Нет. Выкинула из головы, — ответила Кэт. — Там рядом станция метро с каким-то кладбищенским названием.

— «Марбл-Арч»! Никакое не кладбищенское, «Мраморная арка». Это в честь триумфальной арки в Гайд-парке, копии той, что воздвигли в Риме в честь императора Константина.

— Не знаю, мне показалось, кладбищенским.

— «Королевская плесень»! — Название внезапно всплыло в памяти.

— Да нет, «Королевская сень», — со смехом поправила Кэт.

— «Королевская плесень» Мраморной арки, — задумчиво протянул я. — Надо бы туда наведаться. Нам есть что вспомнить.

— Вряд ли она там до сих лор стоит, — покачала головой Кэт, вдевая сережки. — Двадцать лет прошло.

— Куда ей деться? Стоит наверняка, и в душах по-прежнему засоры. А кровати помнишь? Узкие, хуже гробов. И то, в гробу хоть боковины есть, на пол не свалишься. — Галстук пропал, как не было. Я выгрузил из чемодана стопки рубашек. —