Федоровича Керенского занять пост в первом русском общественном кабинете. (Бурные рукоплескания.) Мы бесконечно рады были отдать в верные руки этого общественного деятеля то министерство, в котором он отдаст справедливое возмездие прислужникам старого режима, всем этим Шпормерам и Сухомлиновым. (Рукоплескания.) Трусливые герои дней, прошедших навеки, по воле судьбы окажутся во власти не щегловитовской юстиции, а министерства Александра Федоровича Керенского. (Бурные рукоплескания, крики.)». (Заславский Д. О., Канторович В. А. Хроника Февральской революции. Пг., 1924. С. 13).

Вечером того же дня Керенский, еще ранее занявший пост товарища председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, явился на заседание и, прервав его, потребовал слова для внеочередного заявления. Ошеломленному Совету, только что решившему не участвовать в правительстве, Керенский объявил, что дал согласие принять портфель министра и теперь настаивает на доверии делегатов.

«Когда я спрыгнул со стола, — вспоминал ожидавший скандала Александр Федорович, — делегаты Совета подняли меня на плечи и пронесли через всю Думу до самых дверей, где заседал Временный комитет.

Пресса тех дней свидетельствовала: приход Керенского к власти одобрялся повсеместно. «Вот головокружительная карьера! — читаем в «Петроградском листке» 23 марта 1917 года. — В 36 лет еще не избранный, но уже признанный глава Российского государства. Не только министр юстиции — министр правды. Без Керенского русская революция немыслима. Если бы Керенского не было, его пришлось бы выдумать!»

За карьерным взлетом Керенского ревностно наблюдали и друзья, и недруги. А некоторым из сочувственников, среди них Зинаиде Гиппиус и ее окружению (Д. С. Мережковский, Д. В. Философов, А. В. Карташев, В. А. Злобин, Б. В. Савинков), в оценке личности Керенского довелось всего за год пройти путь от восторгов до разочарований. Это подробно зафиксировал дневник Гиппиус.

В их с Мережковским квартиру в угловом доме на перекрестке Сергиевской и Шереметьевской улиц Керенский забегал то и дело в течение всего 1917 года — в каждый свободный час: поделиться впечатлениями, повозмущаться («выпустить пар») и успокоенным вернуться в «свой» Таврический дворец.

«2 марта. Замечу следующее: революционный кабинет не содержит в себе ни одного революционера, кроме Керенского. Правда, он один многих стоит».

«4 марта. Даже Д. В. (Философов. — Т. П.), вечный противник Керенского, вечно споривший с ним, сегодня признал: “Александр Федорович оказался живым воплощением революционного и государственного пафоса. Обдумывать некогда. Надо действовать по интуиции. И каждый раз у него интуиция гениальная”».

«7 марта. Керенский — сейчас единственный ни на одном из “двух берегов”, а там, где быть надлежит: с русской революцией. Единственный. Один. Но это страшно, что один».

«14 мая. В скором времени Керенский будет неограниченным властелином России… в ожидании Ленина».

«20 мая. Керенский военный министр. Пока что — он действует отлично… Керенский — настоящий человек на настоящем месте».

Оборвем здесь цитирование похвал Керенскому и приведем запись о нем позднюю, неожиданную:

«5 ноября. Да, фатальный человек; слабый… герой. Мужественный… предатель. Женственный… революционер. Истерический главнокомандующий. Нежный, пылкий, боящийся крови — убийца. И очень, очень, очень, весь — несчастный» (Гиппиус 3. Собр. соч. М.: Русская книга, 2004. Т. 8: Дневник. 1893–1919. С. 225, 229, 235, 260, 333).

Чего ждали от Керенского? Что из грандиозных замыслов ему осуществить удалось и что осталось лишь провозглашенным в его бесчисленных речах 1917 года? К воспоминаниям и размышлениям об этом Александр Федорович и сам возвращался в течение всей своей жизни, написал несколько книг и сотни статей (с некоторыми из них читателей впервые знакомит наше издание). Из тех семи месяцев, что находилось у власти Временное правительство, редко какой день остался неописанным мемуаристами и неисследованным учеными. Из тысяч событий, наполнявших исторические дни России, скажем лишь о тех, которые Керенский сам выделил особо как важнейшие в своей судьбе, а также о тех, что до сих пор остаются недостаточно изученными и спорными.

Главным итогом Февральской революции Керенский справедливо считал то, что в России впервые за ее тысячелетнюю историю установился строй свободы, равенства и социальной справедливости. Фундаментом новой демократии стали «все гражданские и политические права человека и гражданина» («О революции 1917 года»). «Я категорически утверждаю, — продолжал Керенский, словно отвечая сразу всем своим обвинителям, тогдашним и будущим, — что Временное правительство, опираясь на все здоровые и демократические силы государства, целиком выполнило свой долг: после падения монархии в кратчайший срок весь государственный, административный и хозяйственный аппарат государства был перестроен на твердых началах политической и социальной демократии. Никакая дальнейшая демократизация была невозможна — она бы вела к абсурду; через абсурд — к диктатуре» (что позже как раз и продемонстрировали миру большевики).

В первый состав Временного правительства вошли министр — председатель и министр внутренних дел князь Г. Е. Львов (лидер земства), министры: иностранных дел — П. В. Милюков (кадет), военный и морской — А. И. Гучков (октябрист), путей сообщения — Н. В. Некрасов (кадет), торговли и промышленности — А. И. Коновалов (прогрессист), финансов — М. И. Терещенко, просвещения — А. Ап. Мануйлов (кадет), земледелия — А. И. Шингарев (кадет), юстиции — А. Ф. Керенский (трудовик, с марта эсер), обер — прокурор Синода — В. Н Львов (центр), государственный контролер — И. В. Годнев (октябрист).

«Нас было одиннадцать, — вспоминает Керенский, — “десять министров — капиталистов” и один “заложник демократии”. Перед нами стояла тройная задача совершенно нечеловеческой трудности. Мы должны были: 1) восстановить весь аппарат управления государством сверху донизу; 2) продолжать во что бы то ни стало войну и 3) в срочном порядке провести ряд крупных политических и социальных реформ, которых требовала революция» («О революции 1917 года»).

Именно этот состав Временного правительства, «капиталистический», во многом успешно осуществил «тройную задачу нечеловеческой трудности», преодолевая сопротивление Совета рабочих и солдатских депутатов, топившего решения в говорильне. Из новаторских реформ назовем самые важные. Кабинет министров упразднил нетрудовое землепользование и земледелие; подготовил положение о самоуправлении земств и городов на основе всеобщего избирательного права