Хаос в более чистом виде, чем привычно фанатам игры. Еще одно отличие — точка зрения. В играх и предыдущих романах Хаос в основном рассматривался с перспективы тех, кто с ним борется, кто видит его злую суть и пытается остановить его планы. Я хотел посмотреть, каков Хаос с точки зрения того, кто завяз во всем этом, одной из миллиардов душ, живущих на мирах, контролируемых Хаосом. Такие миры существовали в бэкграунде и раньше, но редко подробно изучались, а поскольку они все разные по своей природе, то со своим миром я мог делать все, что угодно.

Таким образом, местом действия стал Торвендис, лоскутное одеяло мало сочетающихся меж собой ландшафтов со своими туземными народами (для которых Хаос — буквально способ существования) и силами у власти (включая королеву, правящую в огромном городе странностей и грехов). Начали формироваться зачатки сюжета, но нужен был злодей, пугало, которое призраком витает в истории и открывается в самом конце. Сначала Последний был просто очень могущественным демоном, но это выглядело не слишком многообещающе, потому что книга и так должна была кишеть демонами. Рассматривались и другие варианты (включая К'тана, которых только недавно реализовали в настольной игре), но потом некто из студии дизайна предложил вариант эльдарского девственного мира. Это планета, которая жива и наделена собственным духом, взращенным чужаками-эльдарами. Что, если один из таких миров потерялся в варпе и был заселен демонами? Что, если он сошел с ума?

Второй элемент — главный герой истории. Я с самого начала знал, что этот протагонист — не герой, на самом деле, потому что я не хотел, чтобы откуда-то извне пришел рыцарь Космического Десанта или безупречный инквизитор — должен быть так же загадочен, как все, чо происходит на Торвендисе. Он будет легендой, на него будет лишь намекаться в течение сюжета, а в конце он выйдет на передний план. Я назвал его Аргулеон Век, потому что мне нравилось, как это имя скатывается с языка, и он стал кукловодом, стоящим за планом, который стал очевиден только в самом конце.

Век был средством, через которое я мог проиллюстрировать кое-какие аспекты Хаоса. Первый принцип Хаоса, как я его понимаю, в том, что каждый, кто связывается с ним, становится порченым. Хаос — как духовная кислота, которая разъедает все, с чем соприкасается. Никто и никогда не поклонялся ему, потому что желал осквернить себя — это делают потому, что Хаос обещает силу, или милосердие, или освобождение, или исполнение заветных желаний. Порча начинается сразу же, но становится видна лишь потом, а тогда уже слишком поздно. Таким образом, Хаос, если его можно выразить одним понятием, это ложь.

Аргулеон Век знал это. Он знал, потому что был чемпионом Хаоса, который победил Последнего и завоевал Торвендис. Но потом он пришел к пониманию того, чем стал, и решил отомстить самому Хаосу. Многие герои сорок первого тысячелетия выходили на бой с демонами, зная, что это — зло. Век был другим. Он хотел воевать с Хаосом, потому что тот превратил его из потенциального героя в злодея, и хотел отплатить за то, что его заставили вести существование, полное ненависти. Его поиски возмездия стали основой для сюжета «Демонического мира». Самое веселое было работать над тем, как это все в конечном итоге развернулось.

Большая часть «Демонического мира» посвящена вовсе не Веку, а порченым обитателям Торвендиса, которыми манипулируют и ведут к вражде или уничтожению. Все они иллюстрируют определенные аспекты того, как Хаос оскверняет своих последователей — всеобъемлющий гнев варвара, который не знал ничего, кроме грубости и жестокости, бесконечное высокомерие королевы-слаанешитки, жалкое прислужничество наслаждающихся горожан и красочная брутальность Сс'лла Ш'Карра. Некоторые из них более симпатичны в сравнении с другими, но все равно они все заслужили смерть. Несущие Слово были вовлечены в том числе для того, чтобы предоставить более надежную связь с бэкграундом Warhammer 40,000, но также и чтобы показать, что это сам Хаос совращает людей, а не только Торвендис. Несущие Слово, хотя и лгут себе, что это они находятся у руля, на самом деле — такая же опустившаяся кучка рабов, как и самое низкое отребье города. Кроме того, я не мог отказаться от возможности забросить в эту смесь немного космодесантников, чтобы посмотреть, какие сцены боев из этого получатся, а облитератор позволил мне также использовать тяжелые орудия.

В «Демоническом мире» я дал себе волю, натворив всевозможных странных и напряженных сцен, которые возможны только на таком мире, где обычные правила, вроде гравитации и логики, не в счет. Это самое яркое воспоминание о написании этой книги — как я подчинялся совершенно безумным выдумкам моего воображения и создавал сцены, входящие в число самых странных из всего, что я писал. Морской бой в океане крови, князь демонов размером с титан, город, висящий над пропастью и посвященный созданию непристойных удовольствий. Пробуждение самого Торвендиса, планетарному воплощению всего этого безумия, стало неизбежным завершением. Хорошо, что это было частью плана Века, иначе мне пришлось бы искать какую-нибудь другую причину, чтобы Торвендис в конце превратился в космического хищника. Очень раскрепощающий опыт — делать наброски тех кусков книги, в которые я хочу втиснуть столько сумасшествия, сколько получится, и с головой нырять в великолепие и ужас, которые не вместились бы в большинство иных сюжетов.

Я очень горжусь «Демоническим миром», и отзвуки его Хаотического своеобразия проявляются практически во всем, что я пишу. Мне понравилось его писать, особенно моменты ближе к концу, когда становятся понятны различные детали плана Века, и завершение шло ко мне быстрее, чем я мог писать. К сожалению, сиквел маловероятен, потому что все персонажи мертвы, включая и сам демонический мир, так что история Торвендиса, определенно, завершена. Но «Демонический мир» продолжает жить — всякий раз, когда демон у меня превращается во что-нибудь неизмеримо ужасное, всякий раз, когда варп учиняет безумие в реальном пространстве или когда ломаются законы реальности. И Век тоже поныне жив, как урок о том, чем на самом деле является Хаос и что он может сделать даже с самыми доблестными людьми.

Бен Каунтер, 2008