терроризма (56 убитых и 700 раненых в Лондоне в четверг, 7 июля), от чего мне было ни холодно ни жарко. Рука Софи скользнула по моей, как во время нашего первого вечера в кинотеатре на Елисейских Полях. Она сказала мне печальным голосом, что она счастлива, я ответил ей счастливым голосом, что я печален. Для нее это не было свадьбой, о которой она мечтала. Она была чуть хуже, чем похороны моего брата. Но она сказала, что предпочла бы какую угодно свадьбу каким угодно похоронам. И повторила, что она счастлива.

Каждое утро вот уже почти два года я вижу, как на лице Жана вырисовывается лицо Фабьена. Мне не нужно делать анализ ДНК, чтобы узнать, что мой сын — сын моего брата. Извиняюсь, моего единоутробного брата. Его прямой нос появляется на кукольном личике малыша. У них такие же голубые глаза, как на акварели от 12 июля 1980 года. Невозможно, чтобы Катрин и Аннабель не заметили этого сходства. Так же как и сходства Тома со мной, такого явного на фотографиях, которые мне привозит Софи из Мароля. Отныне моя супруга и моя мать знают, что Аннабель им солгала. Но они продолжают делать вид, что лгун — это я. Мне все равно, так как я их не люблю. Единственный, кого я люблю, — это Аннабель, и она знает, что воспитывает нашего сына. Тогда как я ежедневно забочусь о моем воскресшем маленьком брате.