- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (45) »
пьянствовать будешь с дружками в той квартире. Вон вчера из подвала таких же двух малолеток за шкирку выволок. Ну, разве чуток постарше. Надрызгались винишком. А ведь еще один с ними был, третий, удрал, стервец, через окошко.
Дед Тиша явно подозревал, что этот стервец стоит сейчас перед ним. Опять у меня на лбу выступил пот.
— Я непьющий!
Слышал он или не слышал — только повернулся ко мне спиной и стал обтачивать напильником какой-то стерженек, торчащий в тисках.
Стерженек жалобно и пронзительно визжал. Мне тоже хотелось завизжать.
Я пристроился у окна на лестничной площадке и стал думать, как мне быть. Решил: поеду так. Билет есть. А вещи… Мне ведь немного надо. Брюки и рубашка на мне. Загрязнятся — сам постираю, я тысячу раз видел, как мама стирает. Ну, одеяло, подушка. Дядя Володя что-нибудь раздобудет. Есть же у них в экспедиции какие-нибудь мешки, тряпки.
Жильцы проходили мимо, я здоровался. Некоторые интересовались:
— Ты что здесь сидишь?
— Жарко на улице…
Не хотелось рассказывать. Кто посочувствует, кто поругает. А толку что?
И напрасно я никому ничего не сказал. Потому что когда снизу, из своей мастерской в подвале, поднялся все-таки дед Тиша и, ворча что-то непонятное себе под нос, стал возиться с замком, открылась дверь квартиры напротив и вышла мама Котьки, того самого Котьки, про которого я наврал Птичке, что у него куча олимпийских медалей.
Котькина мама спросила…
— Что с замком?
Пришлось сказать. Она всплеснула руками:
— Что же ты молчал? Я же тебя на лестнице спрашивала.
Убежала в свою квартиру и вернулась с ключом на голубой ленточке — я ее сразу узнал: Катькина, из косичек.
— Вот. Твоя мама оставила, на всякий случай. Откроешь дверь — опять верни мне.
Мама, мамочка! Как хорошо ты знаешь все мои двенадцать недостатков! Ладно, пусть не двенадцать — пятнадцать, согласен. На все согласен, кроме пенки и щенков.
Дед Тиша посмотрел на ключ, потом на меня, повертел многозначительно пальцем возле головы и забухал вниз по лестнице своими сапожищами.
— Спасибо, дед Тиша! — заорал я ему вслед, да так громко, что во всех квартирах пораскрывались двери и высунулись испуганные хозяйки.
На этот раз он тоже услышал. Поднял голову и, кажется, улыбнулся. Кажется — потому что из-за бороды не понять: улыбается человек или нет.
Ключа на кухонном столе не оказалось — куда я мог его затолкать? Но он все равно не был мне нужен: уже вечер, и я решил из дома никуда не выходить. Отдал Котькиной маме ключ с голубой ленточкой и заодно договорился, чтобы завтра она меня разбудила: ей все равно рано вставать, в пять утра приходит со смены на железной дороге ее старший сын.
И вот я один в квартире. Хожу по пустым комнатам, ищу, чем заняться. Можно было бы укладывать вещи, да только они еще вчера уложены мамой. Читать тоже не хочется. Если только магнитофон включить… А вдруг сломаю?
Интересно, почему я должен обязательно сломать? Папа включит — не сломает, а я включу — сломаю. Подумаешь, ручку повернуть. Другое дело, если начать внутри отверткой копаться. А я просто включу и буду слушать музыку. Так хочется музыку послушать — сил никаких нет!
Включил магнитофон — и сразу меня к крану в ванной потянуло. Мама говорила, что он протекает. Может, починить? Вот будет им сюрприз: вернутся, а кран исправный. Кто починил? Я! Так хочется кран починить — сил никаких нет!
Разыскал в кладовке щипцы, плоскогубцы. Чтобы веселее было работать, подтащил магнитофон к самой ванной, поставил на пол, шнур длинный, как раз хватило. Музыка играет, я с краном вожусь. Покрутил сюда, покрутил туда — в порядке кран, больше не протекает.
Вернулся в комнату, улегся удобно на диване. Надо бы магнитофон из коридора на столик перенести. Да ладно! И так хорошо слышно! Вот, кончится лента — тогда перенесу.
Тра-ля-ля! Завтра в путь!
Тра-ля-ля! Тра-ля…
Проснулся я от сильных ударов в дверь. Было еще совсем темно. Неужели уже пять?
Побежал к двери.
— Спасибо, тетя Зоя! Я уже проснулся.
— Открывай скорей! Слышишь!
Не Котькина мама! Мужские голоса.
А вдруг жулики?
— Кто там?
— Открывай, тебе говорят! Весь нижний этаж затопило.
И только теперь я увидел, что стою босиком в воде. Откуда в коридоре вода?
Я открыл дверь.
Мимо меня промчались пять или шесть полуодетых людей. Возле ванной первый из них споткнулся о что-то и грохнулся на пол. Послышался треск.
Бедный магнитофон…
Мы все черпали воду ведрами, банками, кружками. Они меня даже не ругали. Только Иван Иванович из нижней квартиры — он работает в угрозыске — увидел на полу в ванной плоскогубцы, вздохнул жалостно:
— Эх, парень, парень!
— Но кран был совсем сухой — честное пионерское!
— А ночью пустили воду…
Часа, наверное, два шли спасательные работы. Потом нижние жильцы, хмурые и неразговорчивые, спустились к себе. Я потоптался виновато у двери, сказал им вслед «до свидания». Внес в комнату раздавленный магнитофон, поставил на стол. С него потекли на пол тоненькие струйки воды.
Как мама могла все предвидеть: и насчет магнитофона, и насчет крана? Ну, разве не удивительно?
***
Я, конечно, опоздал, хотя бежал со всех ног, насколько допускал чемодан. Выскочил на перрон, высунув язык и что? Вполне можно было не торопиться: мой поезд уже целых, пятнадцать минут, как ушел. Подавленный, я сидел в переполненном зале ожидания между двумя древними старушонками в черных платках. Случались со мной и прежде всякие несчастья, но такого урожая, как сегодня, я еще никогда не собирал. Следующий поезд в нужную мне сторону шел в полдень. Билет в кассе обменяли без долгих разговоров, пришлось только доплатить за плацкарту в купейный — все другие места были уже проданы. Как подали состав, я первый подбежал к вагону. Проводница внимательно посмотрела на билет, на меня: — Один едешь? — Да… Нет, нет, билет оставьте, пожалуйста, у себя, а то я его потеряю. Она улыбнулась, сунула билет в свою сумочку… — Третье купе. Там уже сидел пассажир и смотрел в окно. Сначала мне показалось — седой старичок. А потом вижу: парнишка. Такой же, как я, ну, может быть, чуть старше, и с совершенно белыми волосами — я таких белых еще ни на одном пацане не видел. — Тут мое место, — сказал я. — Мотай отсюда. Он обернулся: — Ну? Лицо у него было веселое. Еще смеется! — Девятое — вот тебе и ну! — А ты садись на то — оно свободное. — И снова смотреть в окно. — То одиннадцатое, а мое девятое. Парнишка ничего не ответил, даже не повернулся. — Расселся на чужом месте! — разозлился я и, так как он снова и ухом не повел,- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (45) »