«приёмной».

— Ого! — сказал Берджес.

Здесь была великолепная библиотека о деятельности английской разведывательно-диверсионной службы, так называемого «Управления специальных операций» на территории оккупированной Европы во время войны. Я вынашивал замысел написать специальное исследование о работе УСО.

— Вам, пожалуй, всё это не уложить. Сейчас я прикажу принести картонный ящик, — любезно предложил Берджес.

— Спасибо, не надо, — ответил я и жестом циркового иллюзиониста извлёк из-под кровати картонный ящик, который припас сразу же после медицинского осмотра. На лице Берджеса мелькнуло удивление.

В «приёмной» меня уже ждала одежда, в которой я был арестован: тёмный плащ, серый с зелёным отливом костюм, чёрные ботинки, белая сорочка, галстук.

— Одевайтесь, — предложил Берджес.

Я переоделся, испытывая при этом неимоверное счастье. Как можно тщательнее перевязал свои вещи. При этом улыбался («Сияю, наверное, как медный самовар… Ну, да ладно. Вроде бы — всё…»)

Мне выдали «ценности». Получение их я засвидетельствовал своей подписью («Всё-таки правильно сделал, что проследил, чтобы всё это было точно записано»). Теперь все эти вещи были дороги как память о трудных годах моей работы.

— Идёмте, — наконец произнёс Берджес, и мы отправились в кабинет начальника тюрьмы.

Там кроме «губернатора» были ещё двое. Оба в штатском. Одного я видел за пару дней до этого — словно невзначай тот прошёл мимо меня во время прогулки, высокий, седой. Он явно принадлежал к полицейскому ведомству — выдавали выправка и манера вести себя. Другой, моложавый, ниже среднего роста, видимо, формы не носил, обыкновенный штатский костюм сидел на нём привычно и легко.

— Доброе утро, мистер Лонсдейл, — сказал начальник тюрьмы и протянул мне руку. Мне! Руку!

Впервые тюремная администрация пожимала мне руку. Так начальник тюрьмы мог поздороваться только с заключённым, которого ждала свобода.

— Доброе утро, — ответил я, старательно сдерживая радость.

— Я хочу представить вас этим джентльменам. Мистер… — он назвал «моложавого» мистера. Последовало рукопожатие, — начальник канцелярии министра внутренних дел.

Начальник канцелярии министра приветливо улыбался.

— А этот джентльмен — старший инспектор из управления полиции Бирмингема.

Старший инспектор тоже весьма радушно улыбнулся, протянул руку.

Затем все уселись в глубокие кресла у горящего камина. Представитель министерства внутренних дел сказал, что привёз пакет, который должен быть вскрыт только в присутствии мистера Лонсдейла. Он достал из кармана большой конверт и показал сургучные печати. Сломал их. Внутри был другой конверт, поменьше, который он передал начальнику тюрьмы. Начальник тоже показал печати и только после этого вскрыл конверт. Затем он принялся читать довольно длинный документ.

Текст был написан на принятом в Англии официальном жаргоне, о котором сами англичане говорят: «К чему писать одно слово, когда его можно заменить пятью». Содержание сводилось примерно к следующему: в соответствии с тюремными правилами от марта 1964 года вам предоставляется временное освобождение. Вас доставят на базу королевских военно-воздушных сил в Западном Берлине и обменяют на британского подданного. Если по какой-либо причине обмен не состоится, вас доставят обратно в Соединенное Королевство и вы отдадите себя в руки тюремных властей.

Закончив читать, «губернатор» подал документ мне, указательный палец его при этом был нацелен на подпись заместителя министра внутренних дел.

Я и не сомневался в подлинности бумаги.

— Я счастлив поздравить вас, мистер Лонсдейл, с освобождением, — произнёс «губернатор», — и желаю вам удачи.

Остальные два джентльмена кивнули, присоединяясь к нему. Пока читался документ, я ничем не выражал своих чувств. Теперь же снова позволил себе улыбнуться. Особого волнения я не испытывал: после медицинского осмотра я ожидал этого события со дня на день и подготовился к нему.

Затем начальник тюрьмы — мистер Харрис предложил получить деньги, хранившиеся в тюрьме. Их было что-то около ста фунтов. Я расписался в получении.

— Я хотел бы напомнить вам о своих рукописях с переводами… Могу ли я взять их с собой?..

— К сожалению, я этого не могу сейчас разрешить. Я получил указание предварительно направить их на цензуру.

Тогда я сказал, что оставляю на их пересылку деньги, скопленные из мизерного тюремного заработка, которые числились за мной в тюремной лавке (около двух с половиной фунтов).

Харрис был явно поражён объемом переводов, сделанных мною в тюрьме. Ко дню освобождения я исписал около двух тысяч страниц!

Как только я вернулся на Родину, написал Харрису и попросил скорее переслать переводы. Последовал ответ: по этому вопросу следует обращаться в министерство внутренних дел. Оттуда я вообще не получил ответа. Прождал месяцев шесть и обратился с жалобой к лорду Стонэму. Как бывший заключённый, я просил лорда помочь получить рукописи. Буквально через неделю пришёл ответ с обещанием разобраться с этим делом. Недели через две рукописи прибыли.

Харрис получил назначение в Бирмингемскую тюрьму лишь за несколько месяцев до моего освобождения. Он был значительно умнее и культурнее своего предшественника, который «дорос» до своего поста из рядовых надзирателей. Новый начальник тюрьмы слыл просвещённым либералом. Он серьёзно задумывался над проблемами перевоспитания и духовного возрождения своих подопечных. Я даже сочувствовал ему, видя бесплодность его попыток преодолеть косность. Харрис считал моё освобождение естественным и правомерным. Расставаясь, он неожиданно сказал по-русски: «До свидания!»

— До свидания, — ответил я и рассмеялся. — Я заметил, что вы, мистер Харрис, с большой неохотой применяли против меня различные дискриминационные меры, предписывавшиеся министром внутренних дел… (Взгляд в сторону начальника канцелярии…)

Будучи умным человеком, Харрис промолчал в ответ и лишь вновь пожелал мне счастливого пути…

Так я начинал путь к свободе. Старший полицейский чин, который должен был сопровождать меня до самолёта, извиняющимся голосом сообщил, что приказано надеть на меня наручники, хотя при данных обстоятельствах он сам не видит никакой необходимости в этом…

— Приказ есть приказ, — мрачно промолвил полицейский, защёлкивая наручники.

Видимо, кто-то из министерства внутренних дел решил, что я надумаю бежать по дороге на Родину…

Во дворе тюрьмы меня посадили на заднее сиденье машины. Справа и слева сели полицейские в штатском — старший чин и молодой сыщик, к