Спасибо, писарь выручилъ: далъ мнѣ какой-то рваный завалявшійся картузишко. Я надѣлъ его, сказалъ спасибо и, не помня себя отъ радости, сбѣжалъ по лѣстницѣ на улицу. Мнѣ не вѣрилось, что я на свободѣ, что могу идти и дѣлать, что хочу, что позади меня нѣтъ какого-нибудь солдата или сторожа…
— Погоди, что ты разскакался, — остановилъ меня старикъ. — Вырвался на свободу-то, какъ жеребецъ… Радъ радехонекъ!
Я посмотрѣлъ на него. Онъ улыбался во весь ротъ, глаза весело играли. Онъ точно помолодѣлъ и выросъ.
— Значитъ того… пьемъ? — сказалъ онъ. — Перво наперво вотъ что: идемъ лапти купимъ, а тамъ увидимъ…
Мы скоро нашли и сторговали за пятиалтынный пару берестовыхъ лаптей и тутъ же, въ лавченкѣ, нарядились въ нихъ. Лавочникъ, снисходя къ нашему положенію, далъ намъ даромъ по бичевкѣ, которыми мы и скрутили икры ногъ, прикрѣпивъ предварительно бичевки къ лаптямъ.
Сдѣлавъ такъ, мы пошли и продали какому-то цыгану у трактира на конной за рубль семьдесять пять коп. двѣ пары нашихъ сапогъ.
— Теперь куда-же? — спросилъ старикъ.
— Куда? — отвѣтилъ я и, засмѣявшись, крикнулъ, — пока что — «одна открыта торная дорога къ кабаку»!..
— Вѣрно! — согласился старикъ.
Туда мы и направились…