Красные светлячки разлетались по сторонам и быстро сгорали.
— Дошли! Братцы, руда! По руде колотит!
Высокий костлявый рабочий бросился вперед по глубокому снегу. Мы добежали до домика диспетчера и гуськом начали спускаться по лестнице. Промерзшие доски гулко трещали под ногами. Сероватый рассвет застал нас на последнем горизонте. Стоящие в забое экскаваторы, земля, бетонка — все было покрыто легким пушистым снегом. И вдруг на этом белом снегу я увидел красные пятна.
Рабочий нагнулся и раскопал снег. На его глубокой ладони лежал кусок породы с острыми рваными краями.
— Тяжелый! — шофер улыбнулся щербатым ртом. — Железо и есть железо.
Я тоже откопал в снегу из красной лунки небольшой тяжелый камень. Он совсем не походил на железо. Был темно-бурый, с синим изломом.
Мы спрятали находки и спустились с шофером на самое дно карьера. По земле во все стороны бежали маленькие красные ручейки, съедая снег.
Около работающего экскаватора толпились люди. В кабине еще не выключили электрический свет, но лампочки померкли в яркой синеве наступающего утра.
Шофер забыл обо мне и бросился вперед, смешно перепрыгивая через большие куски породы, шлепая растоптанными валенками по воде.
Машинист экскаватора работал сосредоточенно, не отрываясь от ручек. Движения его были плавны, хорошо заучены и неторопливы. Огромный ковш лопаты, сваренный из толстых листов стали, с обтертыми зубьями, взлетел вверх. На секунду повис, качнулся и полетел вниз, ударяя десятью тоннами металла по большому красному камню.
— Эй, налетай! — Помощник машиниста взмахнул черной мичманкой. — Кому руду на память!
Я узнал Егора, Алешкиного кореша, который спускался со мной в ковше на третий горизонт.
Протискался к нему. Помощник машиниста сразу узнал меня.
— И ты успел? Алешку не видел? Неужели проспал? Руда! Отколоть тебе?
Мне достался тяжелый кусок темно-синего цвета с блестящими краями.
— Синька! — Егор улыбнулся. — Понял? Руда так называется!
— Понятно! — Я продолжал разглядывать камень, удивляясь его весу. В мокрых валенках стыли ноги, и я решил вернуться домой.
Выбрался я из карьера с большим трудом. В котловане было много рабочих. Дядю Макария и Алешку нельзя было отыскать.
Я присел на бревно и перемотал портянки. Озябшим ногам стало теплее.
Я ушел далеко от карьера, а все так же гулко доносились удары ковша. Афанасий Иванович продолжал дробить руду.
«Есть руда!» — радостно думал я.
Неожиданно на дороге я увидел Настю.
— Юра, я тебя жду. Мама сказала, что ты в карьер побежал.
— Хочешь посмотреть руду? — я вытащил из кармана свою первую находку — маленький кусочек породы с острыми краями. — Синька!
— Тяжелая! — Настя поднесла ладонь к лицу. — Железом пахнет! Юра, а мы останемся… Мама так решила…
Выглянуло солнце. Снег ослепительно засверкал тысячами блестящих звездочек.
Мы еще не дошли с Настей до Встреченки, как нас обогнал темно-зеленый «четвертак». Он был в красной пыли.
Алешка Звездин высунулся из высокой кабины и радостно завертел над головой шапкой. Лицо его так и сияло.
— Руда! Братцы, руда!
Потом тяжелые машины шли мимо нас одна за другой без остановки. Их встряхивало на ямах и припорошенных снегом колдобинах, и на белую дорогу сыпалась крошка и пыль. Скоро вся снежная дорога была красной от руды.
Я повернулся и посмотрел на Настю. Она была серьезной, между бровями залегла глубокая складка, которой раньше не было. Видно, нелегко далось им с Валентиной Васильевной принятое решение.
— Слышишь, железом пахнет?
— Да, пахнет! — Настя открыто улыбнулась. Посмотрела на показавшиеся маленькие домики и белые хатки: — Здравствуй, Встреченка! Мы идем!
(обратно)