аккуратный и плавный, быстро разукрасился завитками, в которых угадывалось воздействие ТНС дурманящего вещества, содержащегося в дыме марихуаны.

В начале второй тетрадки мать проснулась в одиночестве на Уотер-стрит. Она могла с трудом выговорить несколько фраз на ломаном английском и пыталась общаться с окружающими с помощью жестов и нарисованных в блокноте символов. В парке она познакомилась с группой увлеченных оригами студентов, ловко складывавших изящных рыбок из пестрой бумаги. Студенты предложили матери пожить в их перенаселенной квартире с подушками на полу гостиной и кроватью, уже оккупированной двумя другими девушками. Каждую ночь, часа в два, троица, теснившаяся на кровати, курила самокрутки и обсуждала буддизм.

Моя мать поклялась, что никогда не вернется на Восточное побережье.

Хотя события первых недель в Ванкувере были изложены очень подробно, в дальнейшем рассказ становился все более и более сжатым, видимо, тяготы бродячей жизни не оставляли времени для детальных описаний. Мать никогда не оставалась на одном месте более четырех месяцев, могла неожиданно сорваться в Викторию, затем в Принс-Руперт, Сан-Франциско, Сиэтл, Джуно и тысячу других мест, которые не всегда удосуживалась указать. Она перебивалась случайными заработками: предлагала прохожим на улицах стихи Ричарда Бротигана, продавала открытки туристам, жонглировала, убирала номера в мотелях, подворовывала в универсамах.

Так она провела пять лет. Затем, в июне 1970-го, мы оказались на центральном вокзале Ванкувера с двумя огромными вещевыми мешками, чуть не лопавшимися по швам. Мать купила билет на поезд до Монреаля, и мы пересекли континент в обратном направлении: она — свернувшись на своем законном месте, а я — уютно устроившись в ее утробе незаметной запятой пока еще не написанного романа.

Вернувшись домой, мать быстренько помирилась с моими дедушкой и бабушкой — стратегическое перемирие для получения передаточной надписи на чеке, необходимой ей для покупки дома. Без промедления она купила одноэтажный домик в Сент-Исидор-Джанкшен рядом с Шатоге, будущей южной окраиной Монреаля, но в то время еще сельской местностью с фамильными домами, незасеянными полями и впечатляющим количеством дикобразов.

Обременив себя закладной, мать была вынуждена искать работу и нашла — в Шатоге, в турагентстве. По иронии судьбы эта работа положила конец скитаниям ее юности и ее дневникам.

Последний дневник закончился страницей без даты примерно в 1971 году. Я закрыл тетрадку и глубоко задумался. Самым важным из всех упущений в обрывочных записях матери был Иона Дусе.

От моего случайного родителя осталась лишь пачка почтовых открыток, нацарапанных неразборчивым почерком; последняя датировалась 1975 годом. Я часто пытался разгадать тайну тех открыток, но разобраться в иероглифах так и не сумел. Даже почтовые штемпели давали больше информации, поскольку прокладывали дорогу, начинавшуюся на южной Аляске, поднимавшуюся к Юкону, затем спускавшуюся к Анкориджу и заканчивавшуюся на Алеутских островах, точнее, на американской военной базе, где мой отец нашел работу.

Под стопкой почтовых открыток лежал маленький мятый пакет и письмо от ВВС США.

Из письма я не узнал ничего нового. Пакет же пробудил забытые воспоминания. Теперь он был совершенно плоским, но когда-то Иона прислал в нем компас к моему дню рождения. Я помнил этот компас на удивление отчетливо. А как я мог забыть? Это было единственное вещественное доказательство существования моего отца — путеводная звезда моего детства, восхитительный инструмент, с которым я пересек тысячу воображаемых океанов! Под какой из мусорных гор покоится он сейчас?

Я лихорадочно прочесал бунгало сверху донизу, опустошая ящики и буфеты, копаясь на всех полках и под коврами, заползая в самые темные закоулки.

И только в три часа ночи я нашел его между огромной подводной лодкой и зеленым мусоровозом на дне картонной коробки, задвинутой на чердачные стропила.

Годы не улучшили внешний вид скромного компаса, пятидолларовой вещицы, скорее всего валявшейся около кассы в скобяной лавке Анкориджа. К счастью, длительное соседство с металлическими игрушками не размагнитило его иглу, настойчиво указывавшую вроде бы на север.

Строго говоря, это был миниатюрный морской компас, состоявший из прозрачной пластмассовой сферы, наполненной прозрачной жидкостью, в которой плавала вторая, намагниченная и градуированная сфера. Размещение одной сферы внутри другой, как в крохотной матрешке, гарантировало гироскопическую стабильность, способную выдерживать самые сильные штормы: какими бы высокими ни были волны, компас не терял ни ориентации, ни линии горизонта.

Я заснул на чердаке, витая в розовых облаках, с покоящимся на моем лбу компасом.

С виду старый компас кажется совершенно непримечательным, точно таким, как любой другой компас. Однако при ближайшем рассмотрении осознаешь, что этот компас не указывает прямо на север.

Некоторые индивидуумы уверяют, что всегда точно знают, где находится север. Мне же, как большинству людей, необходим ориентир. Например, когда я сижу за прилавком в книжном магазине, я точно знаю, что северный магнитный полюс расположен в 4238 километрах от меня на прямой, проходящей через полку Микки Спиллейна к острову Эллеф-Рингнес, песчинке, затерянной посреди огромного архипелага Королевы Елизаветы.

А мой компас вместо полки Микки Спиллейна показывает на полтора метра левее, прямо в центр двери.

Конечно, я знаю, что магнитное поле планеты подвержено местным искажениям и что север может немного смещаться. Вероятные причины подобной аномалии: месторождение железной руды в подвале, водопроводные трубы соседа сверху, обломки трансатлантического лайнера, погребенные под мостовой бульвара Сен-Лоран. К сожалению, ни одна из этих теорий не основана на фактах, потому что мой компас указывает левее севера в любых обстоятельствах. Возникают два мучительных вопроса:

Какова причина этой магнитной аномалии?

Куда, черт побери, указывает компас?

Здравый смысл подсказывает, что главная местная аномалия магнитного поля — мое воображение и что лучше бы мне разбирать вещи, а не грезить наяву. Однако аномалии похожи на наваждения: всякое сопротивление бесполезно.

Я смутно помнил кое-что из курса географии: магнитное склонение, тропик Рака, Полярная звезда. Настало время использовать глубоко погребенные знания. Вооружившись кучей книг по географии и разномасштабных географических карт, я принялся определять, куда в точности указывает мой компас.

Путем