время сердился на кого-нибудь или с кем-нибудь ссорился?

— Мы особенно не разговаривали. Насколько я знаю, единственным человеком, раздражавшим его, была я.

Брови Гевински начинались пучком волос с каждой стороны переносицы и шли резко вверх. Он чуть приподнял их.

— И как сильно вы его раздражали?

Гевински, решила я, не обманывался в тонкостях человеческих отношений. Ричи, лежавший на полу в кухне, и мое прикосновение к ножу давали мне понять, что необходимо внести в мой ответ некоторую ясность.

— Он был раздражен, но это естественное раздражение перед разводом. Наши адвокаты еще не закончили обсуждение финансовой стороны договора, а это, естественно, не всегда приходит гладко и безоблачно, — я изобразила тусклую вдовью улыбку. — Я не знаю, злился ли он на кого-нибудь еще — это касается только его одного. Он давно перестал говорить со мной откровенно.

На лице Гевински промелькнула мимолетная улыбка, но меня взволновало то, что он совершенно не замечал меня. Я попыталась найти точное слово. Симпатичная? Привлекательная? Точно: он не находил меня ни симпатичной, ни привлекательной. Более того. Он принял все, что я ему рассказала. Верно. «Я слышу вас». Но, похоже, он не поверил ни одному моему слову.

Сильный стресс, испытанный мною, и присутствие офицера полиции, вызвали естественное следствие климакса. Я почувствовала страшный жар, а мгновение спустя, только я успела опереться о спинку кресла, облилась потом. Рукавом я вытерла пот со лба, и тут же поняла, что это был не мой рукав — на мне была шинель Ричи от Барберри. Гевински внимательно посмотрел на меня.

— Дайте подумать… Были ли у Ричи враги?.. — начала я, пытаясь привлечь внимание к интересовавшей его теме. — Ричи был обаятельным. О нем всегда говорили, что он славный парень. Очаровательный человек. Не имеет врагов…

Но и друзей тоже. Даже в наши первые годы в Кейп Код, где дома стояли так близко, что через окна соседней кухни можно было видеть, какие вафли подавали там к завтраку, а соседи без проблем заходили одолжить горчицу и эстрагон, или снегоочиститель. Ричи не был таким, как все. Нет, он не замыкался в себе. К нему можно было зайти, чтобы, скажем, вместе посчитать, сколько квадратных футов мексиканского кафеля требуется для перестройки ванной комнаты в нижнем этаже. С ним можно было поговорить о спорте, в котором он прекрасно разбирался. Все говорили, какой он хороший учитель. Но он не был ни прекрасным математиком, ни общительным человеком. Думаю, ни одному из наших соседей не приходило в голову пригласить его в гости, поговорить о семейных делах, о сварливой жене или трудном ребенке.

В те дни, еще до того, как «великий теннисист» Картер Тиллотсон поприветствовал его на выставке режущих металлических изделий в скобяном магазине, у него было мало партнеров по теннису. На общественных кортах в парке Шорхэвена он постоянно мучился от тоски и ущербности. Иногда, наблюдая за ним, когда он мыл машину или косил газон, я испытывала беспокойство: почему он не такой, как другие. Но потом мне стало стыдно за то, что я захотела, чтобы Ричи, как и другие мужчины нашего квартала, напялил на себя большой заляпанный дурацкими наклейками фартук, чтобы готовить вместе со всеми барбекю.

Однажды я спросила его, кто его лучший друг.

— Ты, — бросил он в ответ.

— Хватит, Ричи, — сказала я. — А если у тебя будет серьезная проблема со мной? С кем ты поговоришь об этом?

Он улыбнулся. Такая вымученная, кривая улыбка.

— Но пока у нас нет проблем. Хватит, Рози. Разве ты не знаешь, что у мужчин не бывает такой дружбы, как у женщин? И не подбрасывай мне больше таких тем.

Он повернул меня к себе и обнял. Да, Ричи был тем мужчиной, кто был хорош только для женщин.

— Не знаю можно ли считать врагом Ричи его бывшего партнера. Его зовут Митчел Груен.

— Продолжайте, — сказал Гевински, скорее обиженно, чем проявляя любопытство, поскольку теперь ему следовало начать новую страницу своего рапорта.

— Все мы преподавали в школе в Куинсе в конце шестидесятых. Ричи стал учителем, чтобы избежать Вьетнама. Он преподавал математику и общественные дисциплины. Митч преподавал математику и сходил с ума по компьютерам.

Гевински скрестил руки на животе и снова бросил взгляд на часы. Я заговорила быстрее:

— После рождения первого ребенка с деньгами стало трудно. Я взяла на год отпуск по уходу за ребенком, а Ричи должен был устроиться на вторую работу. Митч уже имел такую: он ходил по домам и демонстрировал домашние компьютеры. Если же клиент покупал компьютер, учитель раз в неделю приходил в дом, чтобы научить им пользоваться.

— И что? — спросил Гевински.

— Дело в том, что Митч был ужасным преподавателем: он страстно любил компьютеры, но не так страстно любил своих учеников. Компания заявила, что если он будет продолжать заниматься рекламой их компьютеров, то ему надо будет подобрать партнера, кто мог бы заниматься обучением. Ему крайне нужны были деньги, и он попросил Ричи ходить с ним по вызовам.

— Мне не хотелось бы давить на вас, миссис Мейерс, но время — важный фактор.

Гевински не был резким и грубым, но он был совершенно равнодушен к тому, что я говорила. Я убеждала себя, что нервничать глупо. Однако супруг, особенно брошенный, всегда является объектом пристального внимания в детективных романах. Да если еще преступление совершенно в собственном доме, а орудием стал нож, на котором к тому же можно обнаружить отпечатки пальцев одного из супругов!.. Забудь об этом!

Я не верила, что Гевински серьезно рассматривает меня, как объект для подозрений, тем не менее мне хотелось бы, чтобы он проявил больше внимания к тому, кто мог бы действительно стать убийцей Ричи.

— Ричи стал ходить с Митчелом, — поспешила продолжить я. — Они работали до десяти или одиннадцати четыре вечера в неделю. Уже через шесть месяцев они добились значительных успехов. Компания расширила сферу их деятельности. Но еще через год Ричи понял, что деньги следует вкладывать не в обслуживание компьютеров и не в обучение.

— А во что?

— В сбор информации. Один из их клиентов попросил Ричи и Митча сделать ему анализ. Дело касалось Калифорнийской компании по дизайну текстиля, которую он хотел купить. Не вдаваясь в подробности: Митч провел основные расчеты, я же занималась подбором материалов, а также писала отчеты. Ричи же предпочитал выражать свои мысли устно — он терпеть не мог писать. Митч, наоборот, никогда не мог связно высказать свои мысли.

— И что делал мистер Мейерс?

— Он работал с людьми, и преуспел в этом… Он звонил тем людям в Калифорнии, чьи имена были заложены в компьютере, и они