это был пейзаж с пастухами на поле. Вероятно, какой-то религиозный сюжет.
Да, вот это больше соответствовало вкусам Джанет.
Лэнг приготовился задать следующий вопрос, но вдруг решил не делать этого. Картина и картина, к чему подробности? Судя по облику лавчонки, полотно не должно было представлять особой художественной и чисто материальной ценности.
— Эта картина пробыла у меня совсем недолго, — продолжал человечек, одетый в черное. — Знаете, почти сразу же после того, как ушла ваша сестра, ко мне пришел другой покупатель и очень расстроился, узнав, что картина продана.
Долгие годы, посвященные поиску необычного, распознаванию аномалий, не прошли даром, и антенны, давно не использовавшиеся, тут же пришли в движение.
— Этот покупатель… Вы его не запомнили?
— Восточный человек, возможно, араб. Одет хорошо, хотя и недорого. Очень прилично говорил по-французски.
Завуалированную насмешку Лэнг пропустил мимо ушей и поинтересовался:
— Он не сказал, почему ему захотелось купить именно эту картину?
— Нет. Но вы же видите, что у меня здесь много прекрасных вещей.
Лэнг на мгновение задумался и продолжил:
— Вы сказали, что картина пробыла у вас недолго. Не припомните, откуда она к вам попала?
Снова зашуршали бумаги.
— Из Лондона, от Майка Дженсона. Он работает в компании «Антиквариат, диковины и т. п.», Олд-Бонд-стрит, 12, Лондон, W1Y 9AF. Мы часто покупаем друг у друга всякую всячину.
«Не продается в одном месте, попробуй сбыть в другом», — подумал Лэнг и спросил:
— Вы не дадите мне ручку и клочок бумаги?
Он записал имя и адрес, хотя не смог бы объяснить, зачем ему это понадобилось. Возможно, это просто была первая подробность последнего дня Джанет, мало-мальски выбивавшаяся из ряда неприметных обыденных вещей.
— Спасибо. Вы очень помогли мне.
Выйдя на улицу, Лэнг не спеша направился обратно. Итак, кому-то еще приглянулась та самая картина, которую купила Джанет. Могло ли это стать причиной ее гибели? Чушь какая-то. К тому же Патрик сказал, что дом на площади Вогезов был оснащен охранными системами не хуже Форт-Нокса. Рейлли уже начал представлять себе, будто кто-то так разозлился на Джанет, обставившую его и купившую картину раньше, что решил из мести уничтожить и обидчицу, и ее приобретение.
И все же…
В голове у Лэнга что-то зажужжало. Звук становился все громче и громче. Вдруг Рейлли с изумлением сообразил, что слышит его наяву. Обернувшись, он увидел, как какой-то скутер, которые в Париже поминутно попадались на глаза, резко набрал скорость и въехал на тротуар. На голове у водителя был мотоциклетный шлем со щитком, практически полностью закрывавшим лицо.
«Пьяный, наверное, или с головой что-то случилось», — подумал Лэнг.
Скутер, продолжая ускоряться, несся прямо на Лэнга. В тот самый миг, когда Рейлли собрался сойти с тротуара на мостовую, мотоциклист на ходу наклонился к нему. В руке, обтянутой перчаткой, что-то сверкнуло. Лэнг дернулся в сторону, почувствовал, как что-то царапнуло его по плечу, и свалился наземь.
Взбешенный дерзостью хулигана — как он тогда решил, — Лэнг мгновенно вскочил, намереваясь сорвать водителя с сиденья. Но из этого ничего не получилось. Скутер молниеносно свернул за угол и скрылся из виду.
— Мсье! — воскликнул выбежавший на улицу антиквар. — Вы ранены!
— Нет, со мною все в порядке, — возразил Лэнг.
Впрочем, скосив глаза туда, куда смотрел торговец, он увидел на рубашке длинный разрез, из-под которого сочилась кровь. Блеск ножа, намеренный выезд на тротуар… Ему только что чуть не перерезали горло.
— У нас, как и в любом другом городе, существует преступность, — ближе к вечеру сказал ему Патрик. Лэнг, плечо которого покрывала слишком объемная, по его мнению, повязка, хмыкнул и заявил: — Конечно, только это не была обычная попытка вырвать что-нибудь и смыться. Мерзавец всерьез хотел убить меня. — Но кому такое могло понадобиться? — Патрик медленно покачал головой. «В этом-то и весь вопрос», — подумал Лэнг.
— У нас, как и в любом другом городе, существует преступность, — ближе к вечеру сказал ему Патрик. Лэнг, плечо которого покрывала слишком объемная, по его мнению, повязка, хмыкнул и заявил: — Конечно, только это не была обычная попытка вырвать что-нибудь и смыться. Мерзавец всерьез хотел убить меня. — Но кому такое могло понадобиться? — Патрик медленно покачал головой. «В этом-то и весь вопрос», — подумал Лэнг.
Глава 2
1
«Дельта», рейс 1074 Париж — Атланта. 22:35 по восточному поясному времениЛэнг совершенно изнемог, но заснуть ему никак не удавалось. Ничего не видя, он глядел на экран, висевший под потолком салона «Боинг-777», где показывали какую-то комедию. Кресла в первом классе были широкими, места для ног вполне хватало, однако он все время ерзал на сиденье, снедаемый горем, невольным любопытством и страхом перед полетом. Хоть с открытыми, хоть с закрытыми глазами — он мало что видел, кроме образов Джеффа и Джанет. А еще ездока скутера с ножом в руке. Совпадение? Прежний опыт научил его не доверять кажущемуся отсутствию связи между событиями, случающимися одновременно. Но кто мог захотеть убить женщину, которая посвятила жизнь своему приемному сыну и другим ребятишкам беспокойного земного шара? Рассуждая в том же направлении, кто мог захотеть убить его самого? Какие-то старые обиды? Он не мог вспомнить ничего такого, что могло бы породить ненависть, не остывшую за пятнадцать лет. — Желаете чего-нибудь? — с милой улыбкой на недавно накрашенных губах осведомилась стюардесса. Лэнг покачал головой и ответил: — Нет, благодарю вас. Все хорошо. — Хотя на самом деле все было плохо. Он гнал мысли о Джанет и Джеффе из головы, как отец мог бы выставлять расшалившихся непослушных детей играть во двор. Мысли о двух металлических ящиках, находившихся в багажном отделении самолета, никак не могли помочь заснуть. Думай о чем-нибудь приятном, успокаивающем… Неужели это происходило всего две ночи назад, за считаные часы до звонка Патрика? Тот вечер он провел в обществе преподобного отца Френсиса Нарумбы. Они обедали в «Таверне Мануэля», довольно непрезентабельном баре, посещаемом студентами, политиками и людьми, гордо называвшими себя местной интеллигенцией. Единственными достоинствами этого бара были уютные, хотя и обшарпанные, кабинки и истертые табуретки. Обслуживали здесь неприветливо, кормили неважно, однако это было одним из немногочисленных мест, где чернокожий священник и белый юрист могли беседовать на латыни, не привлекая ничьего внимания. Лэнг и Френсис вели свою собственную кампанию за сохранение языка Вергилия и Ливия. Оба оказались жертвами классического образования: Лэнг по причине упрямства, позволившего ему отбиться от факультета бизнеса, а священник — потому что латынь преподавали в семинарии. Они были равно нужны друг другу. Слишком мало имелось вокруг людей, интересовавшихся историей,