Луи Буссенар ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ РЫЖЕГО ОПОССУМА Через всю Австралию

ГЛАВА 1^[1]

Кафедра медицины терпит кораблекрушение. — Гостеприимство аборигенов. — Бывший каторжник — вождь племени. — Английский врач и австралийский знахарь. — Химическая лаборатория за один обед. — Научный маскарад. — Заспиртованные европейцы.

Десятого января 1876 года после тридцатипятидневного плавания мы приближались к берегу, держа курс на мыс Отуэй^[2]. К следующему дню оставалось лишь пересечь бухту Порт-Филипп^[3], высадиться в Сендридже и поездом быстро добраться до Мельбурна^[4] — цели нашего путешествия.

Было одиннадцать часов вечера. Каждый, меряя шагами полуют^[5], старался жадным взглядом разглядеть что-либо сквозь медленно опускавшуюся туманную завесу. В ночном небе мерцал Южный Крест^[6]; в воздухе вместе с легким ветерком витал резкий запах фукуса^[7] и других морских водорослей.

Фрегат^[8] «Твид» стоял под парами, ожидая рассвета. Проскрежетав цепями по арматуре клюзов^[9], его якоря погрузились в воду, зацепившись лапами за кораллы, устилавшие дно бухты. Страстное желание поскорей достичь заветного берега не давало сомкнуть глаз. Ночь обещала быть бессонной.

— Друзья мои, — сказал доктор Стивенсон, первый бортовой хирург, — хорошо понимаю нетерпение, овладевшее вами на пороге Страны чудес. Я не хочу предвосхищать слова восторга, которые вы будете расточать ей завтра, и потому не стану описывать то, что сможете увидеть сами. Однако позвольте все же ветерану Австралии рассказать о своих первых шагах на этой удивительной земле лет двадцать тому назад…

— Вахту сдал! — неожиданно прервал доктора голос на корме, где находился спасательный круг.

— Ну вот, наступила вторая ночная вахта, — отметил Стивенсон, — впереди еще четыре часа. Прошу запастись терпением и благосклонно выслушать мой рассказ. Но сначала — несколько распоряжений. Патрик, дитя мое, — обратился он к юнге, — закажите стюарду^[10] пунш^[11] и принесите сигары.

— Итак, господа, начинаю. Должно быть, многие слышали, как печально закончилась предпринятая в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году Лондонской королевской академией попытка основания университета в Мельбурне. Но, полагаю, подробности вам неизвестны. Корабль, на борту которого находились британские профессора, попал в жестокий шторм и был выброшен в районе мыса Бернуйли на коралловый риф, рассекший его подводную часть от форштевня^[12] до ахтерштевня^[13]. Это случилось в период равноденствия во время одного из тех громадных приливов, когда воды океана поднимаются на необычайные высоты. Судно, зацепившись за риф, стойко держалось, и море, отступив, оставило его почти на мели, сильно изуродованным и совершенно беспомощным. Поскольку крушение произошло всего в трехстах метрах от берега, с помощью шлюпки, чудом уцелевшей на шлюпбалке, довольно легко удалось спасти часть груза.

В то время ваш покорный слуга, вчерашний школяр, был принят в экспедицию как препаратор кафедры анатомии, возглавляемой моим дядей, сэром Джеймсом Стивенсоном, профессором и деканом будущего факультета.

Я старательно помогал переправлять на сушу многочисленные ящики, набитые физическими инструментами, химическими препаратами, разного рода приборами и анатомическими экспонатами, необходимыми для занятий студентов.

На земле, под бизанью^[14], служившей чем-то вроде тента, мы разложили спасенные научные сокровища, потом каждый отправился на поиски пищи — ее запасы были либо почти на исходе, либо попортились от морской воды. Аборигены^[15], для которых кораблекрушение — всегда большая удача, как зачарованные бродили около лагеря, мечтая, по-видимому, завладеть диковинными вещами.

Видя бедственное положение белых мореплавателей, они знаками дали понять, что готовы снабдить нас, путем обмена разумеется, пропитанием. Мы не стали отказываться.

Первый обед состоял из рыбы, выловленной нашими «кормильцами» сетями, искусно сплетенными из волокон формиума^[16]. Грустная получилась трапеза. Поскольку у нас не оказалось ни бус, ни прочих стекляшек, так любимых всеми дикарями земного шара, пришлось пойти на прямо-таки кабальные условия этих презренных, лоснящихся от жира и дурно пахнущих людишек, которых плачевный вид потерпевших делал ужасно алчными. За еду в тот день экспедиция расплатилась несколькими, сорванными с приборов, медными кранами, двумя метрами резинового шланга, пробирками, маленькой подзорной трубой, несколькими пузырьками Вульфа и доброй половиной пуговиц, споротых с наших мундиров.

Мы вполне насытились, но легко было предвидеть, что завтра «поставщики» станут более требовательны. Так и случилось. В темной ночи вспыхнули многочисленные огни. Нечеловеческие крики беспрестанно раздавались то здесь, то там, повторяясь и приближаясь. Эти господа, не зная электрического телеграфа, сообщались между собой так же, как когда-то варвары, наводнившие Европу во времена захвата Западной Империи.

На следующее утро число дикарей удвоилось. А сорок восемь часов спустя после кораблекрушения их — с копьями, топорами и ножами, похожими на изделия каменного века, — оказалось уже более ста пятидесяти. В арсенале чернокожих самое почетное место занимало метательное оружие со странным названием «бумеранг». Его свойства мы узнали позднее.

Всего нас было тридцать два человека, вооруженных, но лишенных самого необходимого. Общение с аборигенами осуществлялось только при помощи жестов, часто понимаемых превратно. Эти туземцы отличались невероятной глупостью. И наверняка произошли бы ужасные вещи, если б неожиданно провидение не предстало перед нами в облике европейца, окруженного дикарями.

Как и они, он не носил никакой одежды, кожа незнакомца, покрытая пестрой татуировкой, настолько обветрилась на солнце, что определить ее истинный цвет было совершенно невозможно. Огромных размеров огненно-рыжая борода, судя по всему, придавала ему особенный вес в глазах аборигенов — их лица, как известно, лишены всякой растительности.

Это был бывший каторжник^[17], бежавший восемь лет назад из заключения. Погибающего от жажды и голода, его подобрало ближайшее племя и скоро сделало своим вождем, убедившись в силе, ловкости и смелости пришельца. Символы власти — перо сокола, закрепленное тоненькой тростниковой косичкой над левым ухом, и браслет из змеиных зубов на левой руке — украшали облик рыжебородого. Его радость была безгранична и поначалу выражалась в основном жестами, так как этот человек почти