Вадим Геннадьевич Проскурин Взлет индюка

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Лампочки сэра Трисама

1

Открытие электростанции Брювери отмечали в столице с большим размахом. В начале второго пополудни торжественный кортеж стартовал от дворца Трисама и неспешно двинулся по Мейн-Стрит к Нюбейбилонскому тракту. Неспешно — потому что Самый Дорогой Господин сэр Морис Трисам не переносил быстрой езды. Он и в молодости не отличался крепким вестибулярным аппаратом, а теперь, когда возраст и злоупотребление опиумом превратили его почти что в живое ископаемое, достаточно было пустить лошадей рысью, и уже через минуту Надежду и Опору Всея Человеческой Общины обязательно начинало тошнить. Поэтому кортеж двигался шагом, со скоростью пешехода.

Утром среди гвардейцев его божественности кардинала Рейнблада распространился клеветнический слух, что Великий Вождь Великой Родины якобы наотрез отказался участвовать в торжествах, и потребовал, чтобы электростанцию доставили во дворец, а там он с удовольствием исполнит все положенные обряды. Его божественность долго уговаривал почтенного старца, но не преуспел, и был вынужден позвать любимую дочь Великого Вождя — почтенную леди Патрицию Трисам, также именуемую Отвязная Патти. Любимая дочь то ли сумела разъяснить сэру Морису, что электростанцию технически невозможно доставить во дворец, а обряды провести надо, то ли как-то иначе убедила его отправиться в путь. Как бы то ни было, сэр Морис Трисам вскарабкался в Самую Главную Карету, и кортеж тронулся. В пути сэр Морис был весел и изволил игриво постукивать взятой в дорогу погремушкой-маракасом по лысой голове сэра Огрида Бейлиса, которому выпал жребий непосредственно сопровождать Великого Вождя в сегодняшней поездке. Сэр Бейлис делал вид, что ничего особенного не происходит, но его улыбка была неискренней, а в глазах, казалось, таилась смерть. К счастью для сэра Бейлиса, его мучения длились не слишком долго. Когда кортеж миновал предместья столицы и выехал в чистое поле, сэр Трисам потребовал трубочку опиума, пыхнул, и остаток пути пребывал в обычном расслабленно-блаженном состоянии.

Путь к объекту Брювери занял более трех часов, и еще около получаса пришлось ждать, пока кареты разместятся на стоянке, а вельможные персоны изволят разместиться на положенных местах. Многие отмечали, что организация празднества оставляет желать лучшего, а сэр Энтони Батлер, непосредственно отвечавший за мероприятие, был зол как сам Сэйтен, постоянно метался туда-сюда и непристойно бранил разных людей и орков. Говорят, за полчаса до начала церемонии он случайно выбранил дьякона Фредди Лу, чуть было не огреб от личной охраны бывшего олигарха, но вовремя извинился и тем спасся.

Наконец, церемония началась. С одноразового алтаря сняли занавески, и высшее общество одобрительно заохало — сегодняшняя девственница оказалась выше всяких похвал, воистину без единого изъяна, и где только его божественность отыскал такую красавицу? Дьякон Виктор Пауэр сказал, что будь такая телка его собственностью, он бы не осилил отдать ее для жертвы, а вдул бы всенепременно. На него, конечно, зашикали, но без особого возмущения. Все знали, что сэр Пауэр тоскует по своей резиденции в Драй Крике, которую недавно подарил леди Патриции Трисам, оттого злоупотребляет травой и все время пребывает чуть-чуть не в себе.

Его божественность зарезал телку ловко и аккуратно, она, похоже, вообще ничего не заметила. Никаких пророчеств девственница не произнесла и никакие демоны в церемонию не вмешивались.

Зарезав телку, кардинал вкусил кусочек ее сердца и запил рюмкой крови. Самый Дорогой Господин тоже вкусил и запил. Гвардейцы кардинала, стоявшие в почетном карауле, шушукались и спорили на щелбаны, не блеванет ли после этого Великий Вождь. Не блеванул.

Затем сэр Рейнблад произнес длинную и в целом унылую проповедь, в которой выразил уверенность в скорейшем наступлении светлого будущего и пообещал жестоко покарать любого, кто будет вредительствовать и вставлять палки промеж спиц колес прогресса. Потому что каждый такой человекообразный — враг народа. Имени покойного Стивена Тринити он не называл, но все и так поняли, о чем идет речь. Сэр Захария Харрисон заметил в этот момент, что на церемонии отсутствует Пол Макдак, и обратил на это внимание сэра Германа Пайка. Герман некоторое время озирался, а затем подтвердил, что Макдак отсутствует, охарактеризовал его поведение эзотерическим словом «фалломорфизм» и попросил Зака напомнить этом завтра утром. Зак в ответ засмеялся и сказал:

— Если я завтра что-то вспомню, это будет означать, что праздник не удался. А это будет плохо, потому что дурное предзнаменование.

Герман порекомендовал ему заткнуться, и Зак последовал этому совету, тем более что на них начали оглядываться. Зак ткнул в бок сэра Томаса Блаунта и велел тому не забыть завтра утром напомнить про Макдака.

— Кому напомнить? — уточнил Том.

— Хоть кому-нибудь, — объяснил Зак.

— Да он сам первый упорется, — предположил Герман.

— Я ему упорюсь, — сказал Зак. — Он за Алису головой отвечает.

— Ну-ну, — сказал Герман.

Сэр Томас Блаунт весь день держался рядом с одной и той же женщиной, будто приклеенный. Сторонний наблюдатель мог подумать, что он ее охраняет, но по закону люди-охранники положены только сэру Морису Трисаму и леди Патриции Трисам, а эта женщина явно не была никем из них. А кто она была такая, было решительно непоятно, потому что ее голова была полностью скрыта белой фатой, какие надевают на головы ортодоксальные поклонницы Джизеса, когда выходят замуж. С другой стороны от женщины в фате сидел никому не ведомый оркоподобный мужчинка средних лет, маленький и плешивый. Он вел себя очень скромно, сидел и слушал проповедь, сложив руки на коленях.

После проповеди Самый Добрый Господин кратко благословил собравшихся, затем к алтарю вышел магистр ордена хранителей его святейшество бишоп Рокки Адамс, и несколько минут бубнил что-то невнятное. Несколько раз он тянулся поковырять в носу, но всякий раз отдергивал руку в последний момент. В рядах гвардейцев наметилось оживление, они стали спорить на щелбаны, засунет он палец в нос до конца речи, или все-таки не засунет. Вроде не засунул. Хотя полной уверенности в этом не было, потому что уже почти стемнело, и под конец речи из всей фигуры его святейшества была отчетливо различима только лысина.

Внезапно сэр Адамс воздел руки к небу и громогласно провозгласил:

— Да будет свет!

И стал свет.

Сильные мира сего стали жмуриться и вертеть головами, потому что свет