десятки лет, но что я окажусь окончательно замурован в катакомбах собственной карьеры. Несколько дней я изводил себя, представляя альтернативные сценарии развития событий. После примерно двухнедельных колебаний решение было принято. К недоумению босса и коллег, посчитавших меня безумцем, я подал заявление об уходе, вознамерившись не продавать больше другим людям воплощения их мечтаний, а воплотить свои собственные. Как говорится в китайской пословице, «недрогнувшей рукой схватил овцу, неожиданно выбежавшую поперек дороги, и увел ее прочь». Я сделался европейским кочевником-номадом, влюбленным в Центральную Азию.

Радость от открытия неведомого я познал во время двух поездок по Йемену. Как и Шелковый путь, Ладанный путь окружен ореолом тайны. Я был просто очарован им, как и южноаравийскими царствами, их доисламскими религиями и тонкой, элегантной доарабской письменностью. В 1980 г. Йемен был все еще разделен на два взаимно враждебных государства: Северный Йемен, где в 1962 г. военный переворот положил конец правящей теократии Саидитов, и марксистский Южный Йемен, который образовался в 1967-м из бывшей колонии британской короны. Первое впечатление от Саны, столицы Северного Йемена, было ошеломительным. Старый город, окруженный средневековой стеной, состоял из сотен жилых башенок или фортов, выстроенных из серо-бурого природного камня и красновато-коричневого кирпича. В проемы окон были вставлены прекрасно отполированные панели из алебастра или стекла, украшенные белыми гипсовыми решетками с геометрическим и цветочным узорами.

Посещение огромного сука (рынка) Саны было сродни погружению в мир волшебных сказок «Тысячи и одной ночи». Крошечные лавочки и мастерские, лепившиеся друг к другу, группировались в соответствии с типом товаров. На южной окраине сука, у Баб-эль-Йемен, что означает «Врата Йемена», я обнаружил, что романтика «Тысячи и одной ночи» имеет и жестокую теневую сторону. С деревянной перекладины свисали две кисти рук и ступня, отрубленные у трех воришек несколькими днями ранее и вывешенные там в назидание остальным.

Вход в главную мечеть Саны был строго воспрещен неверным, но под конец своего четырехнедельного визита я отважился проникнуть внутрь под покровом темноты, вычернив лицо сажей в тех местах, где кожа не загорела от солнца. Я был одет в йеменские одежды до пят и длиннополый темный пиджак поверх них, а лицо частично скрыл тюрбаном. Моя маскировка сработала; никто не обратил на меня внимания. Я исполнил предписанные омовения, прошел, низко опустив голову, через широкий внутренний двор и ступил в молитвенный зал. Между массивными белыми колоннами пол был устлан коврами, на которых сидели мужчины, вполголоса читая отрывки из Корана. Осторожно подняв голову, я с удивлением обнаружил христианские кресты на капителях некоторых колонн. Каким образом этот символ христианства мог оказаться в мечети, которая предположительно была заложена еще при жизни Пророка? Позже мне удалось выяснить, что во время реконструкции мечети в качестве строительного материала были использованы фрагменты христианского собора Саны, разрушенного в 770 г.

Это маленькое личное открытие явилось для меня ключевым опытом, научив тому, что даже в ясных и определенных обстоятельствах можно отыскать нечто совершенно неожиданное. В путешествии стоит заглядывать под каждый попадающийся камень.

Тринадцатью годами позже я обрел еще один памятный опыт общения с Йеменом — теперь уже объединенным. Я пересекал южную оконечность пустыни Руб-аль-Хали, направляясь из великолепного города-оазиса Шибам на юго-востоке в Мариб, расположенный в сердце Йемена. Мариб знаменит не только руинами своей дамбы, обрушившейся в конце VI столетия (они упомянуты в Коране), но и как родина диких племен, которые часто похищают иностранных исследователей и путешественников, вымогая выкуп у них и у правительств их стран. Если в 1980 г. я нанимал двух местных вооруженных телохранителей, повсюду меня сопровождавших, в этот раз я решил, что могу обойтись и без них. Мне предстоял путь через южные горы в Сану из Мариба, и я положился на своего водителя Али, обладателя новенького «Калашникова». По пути в столицу я хотел посетить развалины доисламского храма, посвященного лунному божеству Альмака, близ Сирваха.

Когда мы прибыли на место, Али предупредил меня об опасности похищения и дал мне на фотосъемку храма только десять минут. Он остался сторожить наш «лендкрузер». Поскольку безоружный человек в Йемене никаким положением не обладает, он снабдил меня заряженным десятизарядным маузером, а себе оставил автомат. Мы оба были готовы при необходимости пустить оружие в ход.

Примерно минут через шесть я услышал гудок «лендкрузера», а потом — выстрел. Это был сигнал к немедленному возвращению. Я помчался к машине и увидел два автомобиля, несущихся к нам на бешеной скорости. Один из них попытался выехать мне наперерез, но я оказался проворней и успел добежать до Али. Тогда они блокировали нашу машину, и из них вылезли семеро вооруженных бедуинов. Мы с Али встали спина к спине и взвели курки. Бедуины замешкались, но выбраться мы не могли. Когда я попытался разрядить напряженную атмосферу, предложив им сигареты, главарь этих сердитых людей направил автомат в мою сторону и потребовал, чтобы мы отдали наш «лендкрузер» и 50 000 долларов в придачу. Али поднял свой «Калашников», нацелив его в грудь главарю, и начал отчаянно с ним торговаться. Я понимал арабский и мог следить за этим обменом угрозами. Мне припомнилось, что один из героев гражданской войны в Йемене, бушевавшей между республиканцами и монархистами с 1962-го по 1970 г., был родом из района между Саной и Сирвахом. Это был племенной генерал Касем Мунассар, снискавший восхищение как друзей, так и врагов своей храбростью, тот самый, что привел республиканское правительство на грань краха. Я ухватился за эту мысль, как утопающий за соломинку, и по-арабски спросил главаря:

— Ты когда-нибудь слышал о генерале Касеме Мунассаре, покойном шейхе Бени-Хушейш?

Бедуина явно застала врасплох моя арабская речь — как и то, что я наслышан о герое всех йеменцев. Он гордо вскинул голову:

— Я родственник племени Бени-Хушейш.

Услышав ответ, я немедленно продолжил натиск:

— Я уже бывал в Йемене, в 1980-м, и посетил несколько мест в провинции Бени-Хушейш (это было правдой), я встречался с некоторыми кровными родственниками генерала Касема, и фотографировал их, и опубликовал три репортажа об этом в Германии (это я придумал). В Марибе два бедуина из Бени-Хушейш были моими телохранителями и спутниками по путешествию (а это было почти