Мергеновым, смягчал их острый блеск, казалось, что новый Млечный Путь ширится и растет во Вселенной. - Между прочим, - сказал Мергенов в темноту, - черепаха в самом деле считается у нас бессмертной. Помню, как-то в детстве мальчишки отрубили одной черепашке голову, чтобы проверить это. Она две недели по двору ползала и прятала лапы, если ее трогали. А потом куда-то пропала. Дед сказал, что она новую голову отращивать пошла. Темнота зашевелилась и, помедлив, ответила голосом Игоря Петровича: - Жаль. - Что жаль? - Жаль, что люди лишены такой возможности - головы свои менять не могут... Впрочем, черепахи тоже. И ваша околела вполне благополучно где-нибудь под забором. - Вероятно, - согласился Мергенов, - но все равно живучесть просто поразительная. Он похлопал по карманам, достал новую сигарету, чиркнул спичкой. Колеблющийся огонек осветил юношеское лицо тонкого, чеканного рисунка лицо древнего кочевника туркменских степей: красиво очерченные губы, нос с небольшой горбинкой и нервными ноздрями, чуть выступающие скулы, высокий лоб с крылатым росчерком бровей. Спичка погасла. - Курите вы очень много, - сказал Игорь Петрович. - Поэтому и устаете так сильно в пути... Кашляете. Представляю, что из вас будет, когда до моих лет доживете. Словно школьник, пойманный учителем за чем-то запретным, Мергенов инстинктивно сунул сигарету в песок. - Привычка. - В двадцать лет привычек не бывает. Они попозже приходят. - Мне уже двадцать пять. - Тем хуже для вас... Надо полезные привычки в себе воспитывать: за дорогой, например, следить и компас с собой брать, когда из дому уходишь. Они помолчали, и Мергенов подумал, что в данном случае он совсем не виноват. На протяжении всего их десятидневного пути по пескам Игорь Петрович сам всегда выбирал маршрут. Да и компас у него был. Кто же знал, что он не захватил его в то утро... Все дело испортил, конечно, ветер. Поначалу он был не такой уж сильный и не внушал тревоги. Однако ветер есть ветер. И когда они спохватились, он уже зализал все следы - и их следы, и те непонятные трехпалые отпечатки. Странный зверь прошел по песку. Недаром следы так заинтересовали Игоря Петровича. "Вот если бы Дурсун увидела их", - подумал Мергенов. Она просто бредит желанием обнаружить новые виды животных в Каракумах. Он не раз говорил ей: "Ну что ты с авторитетами сражаешься! Еще Жорж Кювье сказал, что все крупные позвоночные уже известны науке". Но с Дурсун спорить было трудно - когда человек одержим, он не принимает никаких доводов. Дурсун даже шла в контрнаступление: "Авторитеты!.. Закопался в своих бакелитах и мирабелитах и ничего не знаешь! Да после Кювье добрых три десятка новых животных нашли! В Африке, например, огромного белого носорога и гигантскую свинью, горную гориллу и карликового бегемота, окапи и..." - "Но это же - в Африке", - поддразнивал Мергенов. "А у нас - что? - возмущалась Дурсун. - Каракумы почище всяких Африк. В нашей пустыне наверняка живут такие звери, которые никому даже не снились!" - "Кроме тебя..." - "Ну, знаешь что!.." И все-таки Дурсун может оказаться права. По крайней мере, даже Игорь Петрович не смог определить, кому принадлежат таинственные следы, которые неожиданно увели их от палатки и заставили блуждать по барханам.

- Вы не спите, Игорь Петрович? - Пытаюсь уснуть. А вы почему ворочаетесь? - Я думаю. - Полезное занятие. Но заниматься им лучше с утра, на; свежую голову. Тем более, завтра нам придется много думать... И как это, скажите, угораздило вас заблудиться? Мне еще простительно, я не здешний. А вы - абориген пустыни! - побежали за ящерицей и потеряли дорогу. Как же это, а? - Какой я абориген... Я всего третий раз в экспедиции. - Все равно вы местный житель. И ящериц всех должны знать. - Черт бы ее побрал, эту ящерицу! - пробормотал Мергенов. - Не видел я и не слыхал о таких... Вы не обратили внимания - по отпечаткам похоже, будто пальцы животного кончаются не когтями, а копытцами? - Обратил, да что толку! Копытца загадки не решают. - Даже предположительно? - Даже предположительно. В разные времена разные звери здесь обитали. Будь сейчас конец палеозоя, следы могли принадлежать, скажем, травоядному диноцефалу*. Хотя... у того должно быть пять пальцев, а не три. И все равно, при самой буйной фантазии, трудно предположить, чтобы сей уважаемый ящер добрел до нас живым через расстояние в двести пятьдесят миллионов лет. - А кистеперая рыба? - То - в океане. Там условия на протяжении геологических эпох сохраняли свою стабильность, а на поверхности планеты - совсем иное дело. - Ну, Игорь Петрович, вы не справедливы к нашим пескам! Они, может быть, всего на какую-то десятую часть изучены. Кто знает, какие твари обитают в недоступных для человека местах. - Все может быть, - согласился Игорь Петрович. - Ископаемые твари не только в недоступных местах живут. Последней фразы Мергенов не понял. Деликатно помолчав, он спросил: - Скажите, а эти диноцефалы, они очень, как бы это сказать... очень неприятные по внешности? Игорь Петрович повозился в темноте, тихо булькнула вода в баклажке, и до Мергенова долетело сдержанное ругательство. - Неприятно, коллега, что воды у нас с вами осталось с гулькин нос. - Да вы пейте! Завтра отыщем либо воду, либо нашу палатку. - Вы так думаете? Что ж, в ваши годы и я был оптимистом. Ломился бездорожьем и в природу, и в человека... - А теперь? - Теперь ваша очередь ломиться, а мне - со стороны посматривать.

Дорога сближает попутчиков. За какую-нибудь неделю трудного пути люди узнают и начинают понимать друг друга лучше, чем за годы обычного знакомства. В дороге человек весь на виду, полностью раскрываются все его достоинства и недостатки. К сожалению, Игорь Петрович был исключением из общего правила. Иногда он казался очень душевным и ясным человеком. Иногда... Впрочем, Мергенов по молодости не очень склонен был думать о тайнах глубин человеческой души. Поэтому он после некоторого молчания повторил свой вопрос. - Разные могли быть диноцефалы, - ответил Игорь Петрович. - Одни, скажем, в профиль на овцу походили. В общем-то на довольно неприятную овцу. Другие были вроде крокодилов на высоких лапах. - Я читал, что здесь когда-то было море. Они - морские животные? - Не совсем так. Во времена диноцефалов Южная Америка, Африка, Аравия, Индия - все это было одним материком, Гондваной. Она отделялась от северного материка широчайшим проливом или цепочкой морей, как хотите. Вот по тамошним берегам и бродили диноцефалы. Потом Гондвана начала распадаться, и примерно за тридцать миллионов лет до нас с вами материки приняли приблизительно те очертания, которые мы знаем сегодня. За исключением нынешней Европы. Ее отделяло море, связывающее Северный и Южный океаны. Нынешние Каракумы были частью дна этого