вечером генерал позвонит ему и поздравит. А пока надо решать дело другого ученого. Аналогичное? Нет, нет, не то! Другое, особенное, куда более сложное, при всей кажущейся простоте. Состава уголовного преступления нет, но человек этот был в двух шагах от него. Уже почти барахтался в сетях, заброшенных издалека с помощью Владика и Глебова. Клюнул на их приманку.

…Вон сколько тревожных мыслей может пронестись за какие-то мгновения! А Бутов терпеливо ждет, уловив в последней реплике генерала «тем не менее» какое-то неполное согласие с его позицией. Однако, кажется, пора подать голос.

— Итак, какие будут указания, товарищ генерал?

— Я полагаю, что следует использовать сложившуюся ситуацию и взять под контроль действия противника. Все обстоятельства — за…

— Использовать? В какой мере? И как тут совместить?.. Мы привлечем Рубина к игре… Значит, он уже не ответствен за все свои прошлые деяния? Значит, мы оказываем ему доверие? Как он это истолкует? Есть ли у нас основание и право на такое доверие ему?

Полковник несколько запальчиво выплеснул все эти вопросы и теперь выжидающе смотрел на генерала. А тот улыбнулся:

— Эх, Бутов, Бутов!.. Хотите генерала в угол загнать? Ишь сколько сомнений сразу: «Есть ли основание, право?..» Да поймите же вы, что у нас практически нет выбора. Кем вы замените Рубина в игре? А она обязательно должна состояться. Этого требуют интересы государства. Противник, продолжая начатую операцию, вступил в непосредственный контакт с Рубиным, и мы обязаны вклиниться в эту операцию. Да, Рубин человек ничтожный. Вы правы. Он заслуживает наказания. Ему надо искупать свою вину…

— Он меньше всего сейчас думает о том, как будет искупать свою вину, — сказал Бутов. — Его сегодня интересует лишь собственная персона. Если бы он мог, то сегодня же скрылся… Поймут ли нас, товарищ генерал. Уж больно грязен этот Рубин…

— Когда речь идет о безопасности государства, нельзя пугаться — а что скажут, поймут ли? Не бойтесь — поймут! Мы не отпускаем Рубину его грехи. Но он вместе со всеми своими грехами нужен нам сейчас для контрдействий против противника. В интересах тех, кто, может, не сразу и не совсем поймет нас. Практически Рубин останется вне игры. Подчеркиваю — вне игры! Да и не требуется его непосредственное участие в игре. Эту работу возьмете на себя. Но Рубин приманка для шакалов. Мы заинтересованы в том, чтобы он пребывал в здравии и даже вел прежний образ жизни. Его хозяева несомненно будут интересоваться им, проверять. Значит, и нам нельзя быть в стороне…

Генерал поднялся с места и чуть резковато, твердо объявил:

— Действуйте, Бутов! Как условились…

И в той же тональности последовал ответ — короткий, четкий: «Будет сделано». Только где-то про себя Бутов продолжал диалог, подумывая о том, что у Клементьева всегда вот так — его мало интересует: «Что скажут, поймут ли?» Его надежные ориентиры — закон, безопасность государства, долг коммуниста. По этим ориентирам он и находит единственно правильное решение. Бутов не знал, что так было и тогда, когда Клементьев держал труднейший в жизни экзамен, и обведенная красным кругом заметка в газете имеет к тому экзамену прямое отношение.

…Итак, с Сократом все ясно. Теперь надо решать последний и, учитывая предстоящую игру, не менее сложный вопрос: Веселовский. Следствие закончено. Веселовский во всем сознался и дал исчерпывающие показания. Состав преступления налицо, и дело надо передавать в суд. Однако после суда хозяева Владика могут получить сигнал тревоги: советская контрразведка начинает ворошить гнездо, к которому и Сократ в какой-то мере причастен был. Значит, операция может сорваться? Если арестовали Веселовского, то и до Рубина доберутся…

— Что же будем делать, товарищ генерал?.. Может, и Владика на волю выпустим?.. Пусть живет, как прежде жил. — И Бутов хитро улыбнулся.

Но генерал не склонен принимать этот шутливый настрой полковника. С Веселовским не до шуток. Дело трудное, надо что-то придумать.

Веселовского арестовали на пути в Батуми, вечером, в вагоне пригородного поезда. Ирина и Сергей предупреждены: «Никто не должен знать о том, что вас вызывали в КГБ». Все это во имя далеко идущего замысла. И вот настала пора ставить все точки над «и».

— Действуйте, Бутов, как условились… Веселовский не из тех, которые спешат оповестить друзей о случившемся: «Присел, братцы, я крепко…» Нет, это не в его правилах. Фанфарон! Король не захочет признать себя голым. И охотно ухватится за нашу подсказку: «Рванул, братцы, на Север, разрабатывать золотую жилу… Вернусь крезом, но, вероятно, не очень скоро». Он ведь не дурак и сразу поймет — что к чему… Близких родственников нет, а дружки… «Пишите, буду рад…» Помните, Виктор Павлович, как на одном из первых допросов Веселовский просил следователя: нельзя ли сделать так, чтобы о его аресте и о суде не сообщалось в прессе, чтобы в общем-то не афишировалось его грехопадение, хочет скрыть от дружков… Пожалуй, есть смысл пойти ему навстречу… Как считаете, Бутов? Вариант, как говорится, в унисон с нашими намерениями. А детали… Вы их отличнейшим образом отработаете сами? Так?

И, не ожидая ответа, приказал:

— Дальнейшее оформление возьмете на себя.

…Ровно через пять дней после отъезда Нандора в почтовый ящик была опущена открытка с венским адресом и с видом Красной площади. Бутов вступил в игру.