Москве.

Гдлян и Иванов не только оказались развенчанными, самое главное — было пресечено их беззаконие. Ему не дали утвердиться, не дали укорениться повсеместно в следственной практике. Гдляновщине-бериевщине снова был поставлен заслон. Следователи, причастные к ней, больше не ведут следствия, больше не смогут калечить судьбы людей, так как были уволены из органов прокуратуры. Ряду из них предъявлено обвинение.

О страшной опасности беззакония, основываясь на наших документах, сказала свое веское слово и комиссия съезда народных депутатов СССР. Ради этого стоило работать.

Думаю, сыграют свою роль в оценке Гдляна и представляемые мною на суд читателей строки этой небольшой книги. Хотя скажу, что и мне вряд ли удастся осветить более одной десятой всех материалов, всех фактов. Я сознательно буду много цитировать следственные документы, ибо не хочу выглядеть голословным, неубедительным. Буду рад, если мои слова найдут понимание.

Гдляновщина

В конце мая 1989 года я возвратился в Москву из Тбилиси, где находился в связи с расследованием известных событий, произошедших 9 апреля. В то время в Грузии работала группа Президиума Верховного Совета СССР во главе с Г. С. Таразевичем. Приходилось заниматься не только организацией следствия, но и контактировать с ней, информировать о результатах нашей работы. Дни командировки были тяжелыми, сама обстановка изматывала физически и морально. Постоянно возникали противоречия между прокуратурой Грузии, в чьем производстве находилось дело в отношении 3. Гамсахурдиа, И. Церетели, М. Коставы, Г. Чантурия, и следственной бригадой Главной военной прокуратуры, ведущей следствие по самим жертвам на площади перед Домом правительства в Тбилиси и связанным с ними событиям.

В то время 3. Гамсахурдиа, М. Костава, Г. Чантурия и И. Церетели были арестованы и привлекались к уголовной ответственности вполне справедливо, — за организацию групповых действий, грубо нарушавших общественный порядок. Хорошо знаю материалы дела и могу утверждать, что в первую очередь на их совести лежит гибель людей на площади. Доказательств виновности было достаточно. Вместе с грузинскими следователями я составлял постановления о предъявлении обвинения 3. Гамсахурдиа и другим. Материалы дела готовились для передачи в суд. Позиция прокуратуры республики, казалось, в этом вопросе была ясной, твердой, хотя на нее уже оказывали давление, были звонки, пикеты у здания прокуратуры, на митингах звучали призывы к освобождению арестованных.

Но я все-таки покидал Тбилиси со спокойной душой, с надеждой на судебный процесс. Не было опасений за следствие и у военных следователей. Их группу укрепили по моей просьбе следователями Комитета государственной безопасности. Детально были обговорены тонкости расследования, многие материалы находились на экспертных исследованиях. Кроме того, руководили следствием весьма опытные юристы — заместитель Главного военного прокурора В. И. Васильев и начальник управления ГВП А. Е. Борискин.

О состоянии дел я по телефону доложил Генеральному прокурору СССР А. Я. Сухареву, который и разрешил выезд в Москву.

Возвращался с надеждой хотя бы на небольшой отдых, хотелось оформить отпуск и уехать куда-нибудь всей семьей. 1988–1989 годы для многих работников Прокуратуры Союза ССР оказались тяжелыми. Национальные противоречия в Закавказье, Средней Азии вылились в кровавые столкновения. Сотрудники Главного следственного управления едва успевали комплектовать следственные бригады со всей страны и вместе с ними выезжать в самые горячие точки, где их жизнь тоже была постоянно под реальной угрозой, поскольку там жгли, резали, убивали, грабили людей. Мы жили по-военному. Распоряжение о выезде никто не оспаривал, да и не принято было это. Туалетные принадлежности постоянно хранили в кабинетах, ибо команды на отправку поступали в любое время суток. Конец 1988 года и первую половину следующего года почти безвыездно я находился в Закавказье. Домой приезжал на два-три дня, на Новый год, день рождения жены. Поэтому понятно мое желание хоть немного отдохнуть.

Но в Москве меня ждали огорчения. Еще до доклада Генеральному прокурору о своей командировке узнал об освобождении из-под ареста прокуратурой Грузии 3. Гамсахурдиа, М. Коставы, Г. Чантурия и И. Церетели.

Сделано это было в день моего отлета, рейс самолета был утренний. На мой вопрос по телефону о причинах принятого решения прокурор Грузии сообщил коротко: он вынужден был пойти на такое решение.

Для меня стало ясно, что 3. Гамсахурдиа и его соучастники уйдут от судебной ответственности. Так оно и произошло. Из тюремной камеры Гамсахурдиа шагнет в президентский кабинет и принесет еще немало бед осетинам и грузинам.

Но меня ждал еще один сюрприз. После короткой беседы с А. Сухаревым меня пригласил к себе заместитель Генерального прокурора А. Ф. Катусев. Он уже был назначен на должность Главного военного прокурора, сдавал дела новому начальнику Главного следственного управления (он же и заместитель Генерального прокурора СССР по должности) В. И. Кравцеву.

С А. Катусевым я проработал два года, о нем сложились самые добрые впечатления. Он смело решал многие вопросы, был оперативен, корректен, хорошо ориентировался в ситуации, знал право, а главное доверял нам — своим заместителям. Не дергал по мелочам, не брюзжал, когда мы допускали промахи. Будучи его первым заместителем, я, как правило, заменял его в командировках, в неспокойные регионы выезжали поочередно. Мы хорошо взаимодействовали, понимали и никогда не подводили друг друга. Кстати, и в Тбилиси я тоже сменил его.

Между нами состоялся короткий разговор о состоянии следствия по событиям 9 апреля. Я сделал ряд предложений. Катусев высказался о возможности их положительного разрешения, тем более что он назначен Главным военным прокурором и сможет постоянно держать под контролем следствие в Тбилиси. Потом он встал из-за стола, подошел ко мне, положил руку на плечо и сказал: «25 мая возбуждено уголовное дело по заявлениям граждан о нарушении законности гдляновской группой. Знаю, ты устал, но я прошу, убедительно прошу, принять дело к своему производству. Будет создана следственная бригада, ты должен ее возглавить.

Дело не простое, надо тщательно разобраться, где правда, а где ложь. Видимо, и в заявлениях есть наносное, есть эмоции».

Я задал Катусеву вопрос: «Почему выбор пал на меня? Работы в Главке и без того хватает. Потом постоянные командировки, я редко бываю с семьей».

Александр Филиппович ответил, что следственной части нельзя вести расследование. Надо выяснить роль и ее