Женитьба Дон-Жуана (Василий Дмитриевич Федоров) Страница 1 - Литвек

Василий Федоров Женитьба Дон-Жуана

От автора

Как бывало со мной и прежде, эта поэма явилась для меня полной неожиданностью. Сначала хотелось написать стихотворение с названием «Женитьба Дон-Жуана», проследить чисто психологический момент такого шага, что само по себе настраивало на иронию и шутливость. Если бы стихотворение написалось, о поэме не было бы и речи, однако при многих попытках мне оно не давалось по формальным причинам. Привычный и верный мне ямб на этот случай оказался бессильным, может быть, по той же причине, о которой сказано в самом начале пушкинской поэмы «Домик в Коломне»:

Четырехстопный ямб мне надоел:

Им пишет всякий. Мальчикам в забаву

Пора б его оставить. Я хотел

Давным-давно приняться за октаву.

Случилось, что меня, наоборот, выручила мальчишеская забава. Когда-то в Марьевке, бегло знакомый с октавой и спенсеровской строфой «Чайльд Гарольда», не имея их под рукой, я начал сочинять что-то шутливое, будучи уверенным, что пользуюсь одной из этих классических форм. К моему позднему удивлению, моя «октава» оказалась строфой, которая мне пока не встречалась в русской поэзии, а главное — она пришлась к моему двору, к замыслу, внеся в него некие мечтания моей ранней юности. Объемная форма строфы открыла мне возможности поэмы.

В подзаголовке поэма названа иронической не для оправдания шутливости, насмешливости, даже сарказма ее отдельных мест. Ирония в ней, на мой взгляд, носит структурный характер. Со многих явлений она должна снимать элемент привычности, обнаруживать в этой привычности и комическое и трагическое даже в их соседстве. Ирония вообще обладает пластикой тональных переходов.

Возможен вопрос: а зачем далекого нам Дон-Жуана делать нашим современником? Можно было бы ответить, что так в свое время делали и Мольер, и Байрон, и Пушкин, но этого мало. Дело в том, что многие узлы нашей морально-нравственной жизни, которые мы распутываем, были завязаны в далеком-далеком прошлом. Сохраняя преемственность прежних Дон-Жуанов с их романтическим ореолом, мой Жуан в жажде семейного счастья, как одного из главных смыслов жизни, проходит путь от героя и полубога к человеку.

Песнь первая

У бога мертвых нет…

Древняя мудрость

Пройдя через века

По многим странам,

Стихам,

Поэмам,

Драмам и романам,

Пройдя легенд мистический туман,

Познав мужей ревнивых гнев и ропот,

Душой устав и накопивши опыт,

В наш новый век женился Дон-Жуан.

А впрочем, к безрассудному почину

Имел Жуан двоякую причину.

Женился он,

Сказать приятно мне,

Не где-то, не в какой-то там стране,

А именно у нас, в Стране Советов,

Где появился после тех времен,

Когда стал замечать, что обойден

Вниманьем своих западных поэтов.

Не мнил и здесь к Суркову в стих попасть,

Но знал, что в новизне

Новей и страсть.

О, страсть любви!

От самых давних дней

Он дивным был художником страстей,

Но многоцветье высших ощущений

Сгубила буржуазности печать,

Когда нужды не стало обольщать,

Все женщины пошли без обольщений.

А если чувства словом не цветут,

От страсти

Обновления не ждут.

Лишь страсть ценна.

Прожив века, он знал,

Как изменялся жизни идеал,

Как старики к безусым шли на милость,

Как занимали троны торгаши,

Как падала во всем цена души,

Как все менялось, билось и дробилось,

Но страсть любви

Во все века и лета

Была как неразменная монета.

Явился он

В предел моей страны,

Конечно же, не в поисках жены,

Скорей всего хотел поволочиться.

Когда ж увидел стройку вертопрах,

Ее ошеломительный размах,

Решил остаться и переучиться,

Чтоб смыть с души

Без прежнего цинизма

Родимое пятно феодализма.

Итак, на стройке

Страсти пилигрим

Прижился даже именем своим:

Жуан ли, Жан ли, был бы работяга.

В то время, как теперь сдается нам,

К туманным иностранным именам

Была у нас особенная тяга,

Хоть римский Цицерон, к чему чиниться,

Звучит по-русски

Вроде Чечевицын.

И все-таки потом

Приставку «дон»,

Как ни звучна была, отбросил он,

Взял и отсек без всякого терзанья,

Как отсекают, взятую в щепоть,

Вполне живую, трепетную плоть

При тягостном обряде обрезанья.

Жуан без «дон» по собственной охоте

Стал проще,

Как еврей без крайней плоти.

Не диво ли,

От первого «люблю»

У нас закон оберегал семью,

А строгому закону в подкрепленье

Через цехком, завком и женсовет,

Партком и комсомольский комитет

Был и закон общественного мненья,

И тот, кто преступал за грань закона,

Не избегал порой

И фельетона.

«Вот хорошо,—

Подумал жен желанник,—

Что у семьи так много добрых нянек,

Особенно для грешных, кто, как я,

Решил навек оставить круг порочный,

С такой подмогой счастье будет прочно.

Долой разврат!

Да здравствует семья!»

Тогда еще не знал он иносказ:

«Семь добрых нянек,

А дитя — без глаз».

«Долой разврат!»

Сказать-то просто. Кстати,

Поговорим немного о разврате,

Перелистнем страницы словарей,

Откроем те, где есть определенье

Разврату, как порочному явленью,

С позиций моралистов наших дней.

Увы, воображенью не мешая,

Молчит Энциклопедия Большая.

С послушностью

Наипримерных чад

Вослед Большой и Малые молчат.

Но тут себе позволю замечанье:

Встречаются и в жизни иногда

Такие рассуждения, когда

Бывает вразумительней молчанье.

Ну сами посудите: для морали

Не