Говори и ты (Пауль Целан) Страница 1 - Литвек

ПАУЛЬ ЦЕЛАН Говори и ты
Составление, перевод с немецкого и комментарии АННЫ ГЛАЗОВОЙ

В этой книге собраны переводы стихотворений, субъективно для меня важных. Перевод этих текстов означает для меня один из способов чтения, способ сконцентрировать рассеивающееся внимание. У меня нет задачи охватить всё творчество Пауля Целана — задачи, с которой мне не удалось бы справиться. С читателем же я хочу поделиться своими переводами не столько потому, что жду интереса к моему субъективному взгляду, сколько потому, что считаю многообразие переводов необходимым условием для первого знакомства с автором. Для более полного представления о Целане хочу порекомендовать в особенности три вышедшие на русском языке книги: сборник стихотворений «Кристалл» в переводе Лилит Жданко-Френкель (Гешарим, 2005), том «Стихотворения. Проза. Письма» (Ad Marginem, 2008) под редакцией Татьяны Баскаковой и Марка Белорусца и литературоведческий двухтомник «Материалы. Исследования. Воспоминания» (Гешарим, 2004 и 2007) под редакцией Ларисы Найдич.

В работе над переводами использованы два издания: Paul Celan, Gesammelte Werke in sieben Bänden (Suhrkamp 2000), Paul Celan, Die Gedichte. Kommentierte Gesamtausgabe (Suhrkamp, 2003), а также, в работе над примечаниями, Paul Celan, La bibliothèque philosophique (Éditions Rue d'Ulm, ENS, 2004).

Благодарю Ивана Болдырева, Григория Дашевского, Галину Мушинскую, Татьяну Нешумову, Алексея Фукса, Алексея Цветкова и Анну Ямпольскую за критические замечания по ходу работы.

Анна Глазова

Против света

Сердце осталось впотьмах, схоронилось и отвердело, словно философский камень.

Была весна, и деревья летели к своим птицам.

Разбитый кувшин не устанет ходить к колодцу, пока тот не иссякнет.

Разговоры о справедливости будут пустыми дотоле, доколе самый большой из военных кораблей не разобьётся о лоб утопленника.

Четыре времени года, и нет пятого, чтобы выбрать из них одно.

Его любовь к ней была так велика, что сорвала бы крышку с его гроба — если бы не такой тяжёлый она положила на неё цветок.

Их объятия длились так долго, что любовь в них отчаялась.

Настал Судный день, и, в поиске величайшего из позорных деяний, к Христу приколотили крест.

Похорони цветок и возложи на эту могилу человека.

Час выскочил из циферблата, встал перед ним и приказал стрелкам идти точно.

Когда полководец сложил залитую кровью голову мятежника к ногам своего владыки, тот пришёл в дикую ярость.

— Ты посмел наполнить нашу тронную залу смрадом крови, — закричал он, а полководца сотрясла дрожь.

Тогда голова убитого отворила рот и поведала историю сирени.

— Слишком поздно, — сошлись во мнении министры.

Позднейший летописец подтверждает их мнение.

Когда повешенного сняли с виселицы, его глаза всё ещё были открыты. Палач поспешно закрыл их. Окружающие это, однако, заметили и потупились от стыда.

Виселица же в эту минуту воображала себя деревом, а так как никто не поднял глаз, невозможно с точностью узнать, не была ли она им в действительности.

Он положил добродетели и пороки, вину и невинность, хорошие и дурные свойства на весы, чтобы действовать наверняка, верша над собой суд. Но чаши весов, отягощённые этим грузом, застыли на одинаковой высоте.

Однако дознаться он хотел во что бы то ни стало, поэтому закрыл глаза и стал ходить вокруг весов то в одну сторону, то в противоположную, и ходил до тех пор, пока уже не мог различить, какой груз лежал на которой из чаш. Тогда он вслепую положил на одну из них решение вершить над собой суд.

Когда он снова открыл глаза, то увидел, что одна из чаш как будто опустилась, но теперь уже было не разобрать, какая именно: чаша вины или чаша невинности.

Это его разъярило, он запретил себе поворачивать дело в свою пользу и вынес приговор, не в состоянии, тем не менее, избавиться от чувства, что, возможно, не справедливый.

Не обманывай себя: эта последняя лампа даёт не больше света — это тьма углубляется в себя.

«Всё течёт»: и эта мысль тоже, и не ведёт ли она к остановке?

Она повернулась к зеркалу спиной, потому что ненавидела кокетство зеркала.

Он учил законам тяготения, приводил доказательство за доказательством, но все оставались глухи к его доводам. Тогда он взмыл в воздух и учил тем же законам, свободно паря — теперь ему поверили, но никто не удивился, когда он не вернулся с воздуха на землю.

Из книги Mohn und Gedächtnis Мак и память

Корона

Из руки у меня ест осень свой лист: мы друзья с ней.

Из ореховой скорлупы мы берём время и учим ходить:

время возвращается в скорлупу.

В зеркале воскресенье,

в сновидении спят,

рот пророчествует.

Мой глаз опускается к чреслам любимой:

друг на друга мы смотрим,

темно говорим,

любим друг друга, как мак и как память,

спим, как в раковинах вино,

как в кровавом лунном луче море.

Мы стоим у окна обнявшись, они с улицы смотрят на нас:

время настало, время знать!

Время камню соизволить цвести,

беспокойству стучать в сердце.

Время времени стать.

Время стать.

Фуга смерти

Чёрное млеко рассвета мы пьём его на закате

мы пьём его в полдень и утром мы пьём его ночью

мы пьём его пьём

мы роем могилу в ветрах так не тесно лежать

Человек живёт в доме играет со змеями пишет

он пишет когда темнеет в Германию твой волос златой Маргарита

он пишет он выйдет из дома и звёзды мерцают он свистнет своих кобелей

он свистнет евреев к себе чтоб копали могилу в земле

он даст нам приказ плясовую играть

Чёрное млеко рассвета мы пьём тебя ночью

мы пьём тебя утром и в полдень мы пьём тебя на закате

мы пьём тебя пьём