удивляет, потому что в штабе знают, на кого можно положиться.

Потом он начал мне объяснять, какая тяжелая обстановка сложилась в роте, в которую я назначен. Многого я не понял. То ли потому, что она была действительно очень тяжелой, то ли потому, что его рассказ постоянно прерывали звонки телефона. Надпоручик строгим голосом отдавал распоряжения кому-то там, на другом конце провода. После очередного такого телефонного разговора он, видимо, понял, что ему ничего не удастся объяснить мне, и вызвал к себе дежурного.

— Это новый командир первой роты поручик Гоушка, — сообщил он и добавил: — Покажите ему его кабинет.

— Поручик Прушек, заместитель командира батальона по технической части, — как только мы вышли из кабинета, представился мне офицер. По возрасту он был немного старше меня.

Я тоже назвался, хотя это уже сделал командир батальона. Но вежливость есть вежливость.

— Ты храпишь во сне? — спросил Прушек.

Его любопытство несколько озадачивало: никогда раньше при знакомстве я не слышал подобных вопросов.

— Изредка и не очень сильно, — ответил я с таким расчетом, чтобы ничего не испортить.

— Я тоже храплю изредка и не очень громко! — Он с облегчением вздохнул и стиснул мне руку. — Мы ведь будем жить вместе в общежитии. А твоя девушка придет к тебе? — Это его очень интересовало. — Я не хотел бы проводить все вечера в кинотеатре. Там идут фильмы, которые я уже видел.

Уверенный, что с Юцкой у меня ничего не выйдет, я успокоил его:

— Ни сюда и ни туда.

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Будет время, все объясню, — пообещал я. — Но могу сразу сказать: хорошенькие девушки и мне нравятся.

По пути мы встречали солдат, которые пристально меня разглядывали.

— Это все твои, — предупредил Прушек. — Хотят сразу понять, что ты за человек.

Он мог бы и не говорить этого. В глазах солдат явно читались вопросы: каким я буду командиром, как буду к ним относиться и, конечно, самое главное — как теперь будет с увольнительными?

— Займешь этот кабинет, — сказал мне Прушек, прежде чем постучать в слегка обшарпанную дверь.

Мы вошли, и он представил меня капитану, который был старше нас на несколько лет.

— Приветствую вас! — Капитан пожал мне руку. — Моя фамилия Копечек. Я вам завидую: вы будете командовать лучшей ротой нашего полка. Ни на что бы ее не променял, но… мне тоже хочется однажды стать майором, а может быть, и подполковником.

Он начал мне говорить, что этой роте всегда поручаются самые трудные задачи и что его это совсем не удивляет, потому что в батальоне и в полку знают, на кого можно положиться. Потом он сказал, что и при мне все должно остаться таким же, как и было, ведь хорошие традиции надо сохранять и продолжать.

Между тем поручик Прушек, попросив разрешения уйти, исчез.

Мы с капитаном Копечеком могли спокойно поговорить о наших проблемах, затем осмотрели весь район расположения роты. Из парка, где стояла и ремонтировалась техника, мы ушли уже под вечер.

Поручик Прушек ждал меня в нашей комнате. Он отложил в сторону полевую форму, к которой не успел пришить пуговицы, налил две рюмки красного вина «Пражский выбьер» и торжественно провозгласил, что мы должны выпить в честь начала совместного проживания.

— Ты ужинал сегодня? — спросил он потом.

Я признался, что было не до ужина, как, впрочем, и не до обеда. Тогда он предложил мне кусок копченой колбасы.

— Так что это за рота? — задал я вопрос, который в данный момент интересовал меня больше всего.

— Что за рота? Нормальная рота. Во всяком случае, ангелов в ней нет, — ответил Прушек.

Потом начался обмен опытом. Поручик служил в батальоне уже два года.

— У тебя есть два больших недостатка, которые не позволят тебе стать авторитетным командиром, — откровенно высказался он. — Улыбчивое лицо и медленная походка… Хуже не придумаешь. Ты должен выглядеть озабоченным, чтобы никто не подумал, что у тебя нет проблем. А двигаться ты должен так, будто бежишь по льду, будто у тебя нет ни секунды времени. Ни секунды!

Советов у него было столько, что мы проговорили до полуночи.

Когда я наконец-то лег спать, мне приснился страшный сон. Как будто я командую ротой ангелов. Все одинакового роста, одинаково красивы и одинаково послушны. Они говорят стихами, лица у них чистые, свежие и белые, словно их не касаются ни пыль, ни копоть, хотя эти ангелы и имеют дело с такими земными машинами, как танки. Препятствия они не преодолевают, а легко перелетают через них. Один из них чуть не задел препятствие — слишком низко перелетел, но они не стали критиковать и ругать его, а все вместе вдруг заплакали. В свободное время они поют хоралы… Нашей роте присваивают почетное, звание «благословенная». Нам вручают диплом, и тут я чувствую какое-то свербение между лопатками. Незаметно сую руку под китель и все понимаю: у меня растут крылья. Я кричу, что никаких крыльев мне не надо, что этой ротой я командовать не буду, что плевать я хотел на эти крылья и на ангелов…

И тут я проснулся. Как выяснилось, проснулся не сам по себе, а потому, что поручник Прушек тряс меня так, как будто хотел вытрясти душу. Я пощупал свою правую лопатку. Пусто. Никаких крылышек. Слава богу! А когда я услышал, как под окном два солдата посылают друг друга, литературно выражаясь, к черту, душа моя наполнилась несказанным счастьем. Я командую людьми — ангелов здесь нет!

Я быстро оделся, так же быстро почистил зубы и побрился и сразу же попал в круговерть воинской жизни.

В данный момент круговерть эта заключалась в цифрах, бумагах, актах. Сдал — принял… Более опытные коллеги меня уже успели предупредить, что здесь надо смотреть в оба. Задача, вставшая передо мной, оказалась не из простых. Я принимал дела почти целую неделю.

Потом бывший командир роты распрощался со мной, и я остался лицом к лицу с новым коллективом, полный решимости крепко взять все в свои руки. По крайней мере, это представлялось мне возможным.

Сразу же все пошло само собой: зарядка, утреннее построение, занятия… Постепенно у меня складывалось впечатление, что мне вовсе не обязательно присутствовать при всем этом. Однажды вечером после занятий я приказал командирам взводов явиться ко мне. Два подпоручика и один десятник ^[1] мгновенно появились. Я объяснил им, как представляю себе их работу, подчеркнул, что настаиваю на беспрекословном выполнении ими своих обязанностей.

— Говорят, что наша рота хорошая. Сделаем ее еще лучше. — Это я сказал особо выразительно. Потом я развивал тему: дружба дружбой, а служба службой. Попросил их не стесняться и обращаться ко мне по любому поводу, в том числе и по личным