предначертанный им путь действий единственно правильный для спасения России и ее дальнейшего эволюционного развития. Несомненно, Столыпин был наиболее выдающимся государственным деятелем Российской империи в последний ее период. Это признавали и враги его.

Вскоре я сблизился с Петром Аркадьевичем и полюбил его. После его мученической кончины память Столыпина стала для меня священной. Считаю, что сейчас еще не настало время для объективной оценки его деятельности…»

Я попытался найти более подробные сведения о Корнееве. Их мало. Мария Димитриевна упоминает о нем в письме от 20 октября 1963 года и предупреждает Василия Витальевича, чтобы не ездил на съемку в Ленинград. Обманут-де. «Еврейские трюки ты знаешь хорошо». Вспоминает, как Вайншток говорил в гостинице «Заря»: «Да разве я мерзавец? Разве я не понимаю, что именно нужно, чтобы удовлетворить В. В.? Да разве я не такой же интеллигентный человек? (Мимика и жесты соответствующие)». Марди считает его мерзавцем и мошенником.

В ответе Шульгин уповает на лучшее. Машина по фильму заработала. «Судьба захотела, чтобы я как бы приложил руку к крушению Империи, которую я ценил и любил. Объяснение в книге «Дни», которую ты писала под мою диктовку».

В следующем письме:

«Китайский коммунист спросил русского коммуниста:

— Согласен ли ты, чтобы ценой гибели нескольких сотен миллионов буржуев коммунизм водворился во всем мире?

На это Хрущев ответил:

— Иди к черту, Маодзедун!

Этот разговор решил судьбы мира» и вдохновлял Шульгина при работе над фильмом. И еще соображения:

«Я всю жизнь делал то, чего я не хотел. Разве я хотел в Думу? Я ненавидел парламент с детства, когда еще в России ничего этого не было, а только случайно, ничего в этом не смысля, читал в газетах про какую-то борьбу партий в Европе.

Во вторую Думу меня послали черные Волынские мужики, которые заявили, что я им нужен в Думе, потому что они ничего не понимают, чего им там, в Думе, надо делать.

В третью Думу потому, что я выделился во второй и от меня требовали, чтобы я, молодой, не отказывался от своего долга перед Россией. Но в четвертую я отказался наотрез. Тогда Антоний, архиепископ, впоследствии митрополит, послал на меня телеграфную жалобу Димитрию Ивановичу. От него я получил депешу:

— Соглашайся. Через год откажешься.

Отказаться не удалось через год, потому что изменилось со смертью Д. И. (Пихно. —   Д. Ж)

Теперь мне так же противно выступать в фильме, как тогда идти в Думу.

Но обстоятельства круто изменились и дезертировать не могу. Но ты не бойся, дорогая моя Машенька, за мое здоровье. Я выдержу, потому что чувствую: жалок тот, в ком совесть нечиста. Господь Бог поставил передо мной еще один барьер, и я его возьму с помощью Божией».

В следующем письме:

«Фильм вызвал на срок 20 дней Ивана Алексеевича. И платит ему содержание. Работа идет».

14 декабря В. В. рассказывает о съемках. «Надо подчеркивать трагизм движения рук, но если чуть-чуть сделаешь жест более широким или узким, то опять нехорошо, ибо «искусство там, где начинается чуть-чуть». Еще хуже с голосом. Если говорить тихо, «трагическим шепотом», то аппарат может не уловить его. Но если закричать трагически, то тоже плохо, «от великого до смешного только один шаг».

Описание съемки:

«Мотор! Два раза «дзз-дзз»! Номер какой-то кто-то кричит. И после этого какой-то ящичек перед лицом делает громко: хлоп! И тогда Эрмлер: «Начинайте». После этого ты должен начать «естественно и спокойно».

Корнеев при всем этом присутствует и ловит каждое слово Василия Витальевича.

И ведь вот как бывает… Я сам встречался с Иваном Алексеевичем Корнеевым, а хоть убей, не помню его, даже храня копию своего письма Шульгину, в котором, среди прочего, говорится:

«Вы, конечно, знаете, в каких условиях живет Иван Алексеевич, знаете его супругу, которая говорит, что они «наняли аблоката» и очень беспокоится о судьбе доходов, которые может принести будущее издание книги. Обстановка очень тяжелая, прямо удушливая какая-то. Сам Корнеев от болезней высох совершенно, он едва передвигает ноги, так что ожидать от него бойкости в устройстве ваших общих дел не следует. Чувствуется великая нищета. Возможно, этим объясняется задержка в перепечатке экземпляра книги для Вас. Я предложил ему деньги на перепечатку и свою машинистку, но он постеснялся взять у меня что-либо и сказал, что месяца через полтора вышлет Вам полный текст. Сейчас у него есть три экземпляра, но они нужны ему для представления в издательство. То есть два — в издательство, один — себе, рабочий…

Все прежние «друзья», типа Владимирова, от него отступились. Владимиров занял у него 50 рублей и не появляется больше полугода. Обстановка сейчас для издания книги не очень благоприятная, но я надеюсь на лучшее. АПН любит издавать литературу такого рода. Книга им должна понравиться, тем более что она написана блестяще, а стилистической изысканностью их не балуют…»

В. П. Владимиров числился автором сценария фильма «Перед судом истории». Шульгин умер 15 февраля 1976 года во Владимире на девяносто девятом году жизни. Книга «Годы» вышла в издательстве АПН в 1979 году с посвящением В. П. Владимирову, признательностью за участие в создании книги и его же предисловием. И. А. Корнеев не упомянут нигде.

«Три столицы» — это книга и о народе, и о властителях его.

В 1958 году Шульгин написал книгу в пятьсот страниц «Дело Ленина». Во владимирском КГБ книгу взяли, хвалили за стиль, но похерили в своих архивах. Судя по отголоскам в записях Шульгина, он хотел извиниться за «непристойности», допущенные в «Трех столицах» в адрес Ленина (кстати, изъятые при нынешней публикации книги издателями), но нестандартные мысли обнародованы быть не могли.

Вот, например, в марте 1967 года некий Арон Яковлевич из Академии наук прислал ему письмо, в котором вызывал на диспут, выдвинув такой тезис:

«Русская революция не только не могла не быть, но, явившись в мир, она сделала для него дело огромной важности, притом дело доброе — благотворное».

Шульгин отвечал в «открытом письме», что не отрицает мирового значения Октябрьской революции. «Но она не была ни доброй, ни благотворной. Создав некие грандиозные материальные ценности, она жутко понизила актив Добра в мире и не достигла тех результатов, к которым стремилась. Это жестокое заявление я должен подтвердить фактами, показав, что революция обещала и что дала…»

Он начал издалека, писал о своем уважении культа сильного человека. Приводил пример, который дается здесь мною в коротком пересказе.

Александр II своей реформой привел в ярость революционеров,