полноправный и равноправный с прокурором участник судебного разбирательства.
«Волга» выскочила на круглую площадь и чуть не наехала на палевого «Москвича». Через несколько секунд их чуть не стукнула в борт синяя «Волга». Машины теснились на этой площади, мешали друг другу на перекрестках, терлись боками и разве только не перепрыгивали одна через другую.
— Движение у вас, однако, — не удержался Андрей Аверьянович.
— Тут всегда много машин.
— Водят как-то небрежно.
— Что ты, у нас очень строго на… — он не договорил, пришлось резко класть руль вправо, чтобы не стукнуться еще с одной «Волгой».
— У русской адвокатуры великие традиции, — снова заговорил Николоз Давидович, когда они вырвались с этой сумасшедшей площади. — Петр Акимович Александров, защищавший Веру Засулич, Николай Платонович Карабчевский, Федор Никифорович Плевако, Константин Федорович Халтулари… Да разве их мало было, знаменитых, широко известных. А теперь? Кого знает публика теперь?
— Ленинградца Киселева. Изданы его защитительные речи.
— А еще?
— Сразу не припомню.
— Потому что нечего припоминать, — Николоз Давидович круто повернул в переулок и остановил машину. — Приехали. Милости прошу.
Андрей Аверьянович вернулся домой. Новые заботы отвлекли на некоторое время от дела Мити Шарапова. И Шурочка не показывалась. Но вот однажды она вошла в помещение консультации с таким лицом, что Андрей Аверьянович сразу понял — на этот раз у нее добрые вести. — А я не одна, — поздоровавшись, сказала Шурочка и метнулась к двери: — Заходи. Вошел и стал среди комнаты, не зная, куда себя девать, Митя Шарапов. Усадив супругов у своего стола, Андрей Аверьянович спросил: — Освободили? — Выпустили, — улыбнулся Митя. — Принесли извинения? — Да не нужны мне их извинения. Документы выдали, я шапку в охапку и ходу, электричку не стал ждать: а вдруг передумают. Сел на первую попутную и домой. — Мы зашли поблагодарить вас, — сказала Шурочка, — и спросить, как быть дальше. На работе Митю восстановили — хоть сейчас садись на машину, а вот платить за вынужденный прогул… — Не пойму, — Митя пожал плечами, — будут платить или нет, ничего определенного не говорят. — Будут, — заверил Андрей Аверьянович, — оформим документы, как полагается, профсоюз вас в обиду не даст. Шараповы ушли успокоенные, а Андрей Аверьянович подумал, что прав был Николоз Давидович — московская экспертиза не оставила, видимо, никаких шансов следователю Габуния.
С Шалвой Григоловичем встретились они неожиданно, в аэропорту. Погода была нелетная, и в залах ожидания скопилось много пассажиров. В поисках свободного кресла Андрей Аверьянович бродил по залам и вдруг услышал свое имя. Обернулся. С кресла поднялся стройный, в модном коротком пальто Шалва Григолович. — Садитесь, — предложил он, снимая портфель с соседнего кресла, — тут один товарищ сидит, но он пошел прогуляться, когда еще придет. Андрей Аверьянович поблагодарил и сел рядом с Шалвой Григоловичем. Они посетовали на дурную погоду, высказались в том смысле, что, если торопишься, не летай самолетом. Помолчали. — А вы были правы, — первым нарушил затянувшуюся паузу Шалва Григолович, — ваши опасения по поводу экспертизы подтвердились. Андрей Аверьянович уже знал результаты третьей, московской экспертизы. Заключение было недвусмысленное: подписи на расходных ордерах выполнены не Шараповым, а другим лицом с подражанием почерку Шарапова. Экспертиза не замкнула цепь улик, собранных следователем, и они распались. И дело тут было, в конечном счете, не только в экспертизе. Можно бы напомнить это Шалве Григоловичу, но Андрей Аверьянович пощадил его самолюбие. — Как же теперь, — спросил он, — разрабатываете другую версию? — Да, сказал следователь, — пошли от сберегательной кассы. Но и теперь пока что продвинулись недалеко. — Упустили время. — Фактор времени, конечно, играет роль, — уклончиво ответил Шалва Григолович. Он все-таки не был убежден в невиновности Мити Шарапова. Андрей Аверьянович это сейчас понял. Казнил себя не за то, что ошибся, а за то, что не смог доказать. — Когда я впервые с вами встретился, — сказал Андрей Аверьянович, — вы, помнится, сказали, что хотите, чтобы адвокат критически посмотрел на вашу работу, своими сомнениями, так сказать, подтвердил вашу правоту. — Следователь обязан выслушать возражения адвоката… Сейчас он не ощущал превосходства, и желания быть радушным хозяином, видимо, не возникало. А у Андрея Аверьяновича прошло желание щадить самолюбие Шалвы Григоловича. — Знаете, в чем ваш главный просчет? — Не сумел добиться признания, — вздохнул Шалва Григолович. — Нет, признание вам совсем не помогло бы. Главный просчет в том, что вы абстрагировались от личности. — Закон не знает личности, он имеет дело с субъектом преступления. — Но это всегда личность, человек. И люди, закон исполняющие, не имеют права этого забывать. Вы собирали улики, но это еще не все, далеко не все — собирать улики. Если бы вы внимательно вгляделись в Шарапова, в его жизнь, вы бы поняли, что он тех денег не брал. — Идеалистическое представление о следствии. — Нет, как раз реалистически-трезвое. — Нам с вами трудно понять друг друга. — Почему же, — возразил Андрей Аверьянович. Он встал. — Я вас понял. У нас разные точки зрения. — На закон? — На человека. До свидания. Андрей Аверьянович наклонил голову и осторожно пошел к выходу, стараясь не наступать на вытянутые ноги усталых пассажиров.
Андрей Аверьянович вернулся домой. Новые заботы отвлекли на некоторое время от дела Мити Шарапова. И Шурочка не показывалась. Но вот однажды она вошла в помещение консультации с таким лицом, что Андрей Аверьянович сразу понял — на этот раз у нее добрые вести. — А я не одна, — поздоровавшись, сказала Шурочка и метнулась к двери: — Заходи. Вошел и стал среди комнаты, не зная, куда себя девать, Митя Шарапов. Усадив супругов у своего стола, Андрей Аверьянович спросил: — Освободили? — Выпустили, — улыбнулся Митя. — Принесли извинения? — Да не нужны мне их извинения. Документы выдали, я шапку в охапку и ходу, электричку не стал ждать: а вдруг передумают. Сел на первую попутную и домой. — Мы зашли поблагодарить вас, — сказала Шурочка, — и спросить, как быть дальше. На работе Митю восстановили — хоть сейчас садись на машину, а вот платить за вынужденный прогул… — Не пойму, — Митя пожал плечами, — будут платить или нет, ничего определенного не говорят. — Будут, — заверил Андрей Аверьянович, — оформим документы, как полагается, профсоюз вас в обиду не даст. Шараповы ушли успокоенные, а Андрей Аверьянович подумал, что прав был Николоз Давидович — московская экспертиза не оставила, видимо, никаких шансов следователю Габуния.
С Шалвой Григоловичем встретились они неожиданно, в аэропорту. Погода была нелетная, и в залах ожидания скопилось много пассажиров. В поисках свободного кресла Андрей Аверьянович бродил по залам и вдруг услышал свое имя. Обернулся. С кресла поднялся стройный, в модном коротком пальто Шалва Григолович. — Садитесь, — предложил он, снимая портфель с соседнего кресла, — тут один товарищ сидит, но он пошел прогуляться, когда еще придет. Андрей Аверьянович поблагодарил и сел рядом с Шалвой Григоловичем. Они посетовали на дурную погоду, высказались в том смысле, что, если торопишься, не летай самолетом. Помолчали. — А вы были правы, — первым нарушил затянувшуюся паузу Шалва Григолович, — ваши опасения по поводу экспертизы подтвердились. Андрей Аверьянович уже знал результаты третьей, московской экспертизы. Заключение было недвусмысленное: подписи на расходных ордерах выполнены не Шараповым, а другим лицом с подражанием почерку Шарапова. Экспертиза не замкнула цепь улик, собранных следователем, и они распались. И дело тут было, в конечном счете, не только в экспертизе. Можно бы напомнить это Шалве Григоловичу, но Андрей Аверьянович пощадил его самолюбие. — Как же теперь, — спросил он, — разрабатываете другую версию? — Да, сказал следователь, — пошли от сберегательной кассы. Но и теперь пока что продвинулись недалеко. — Упустили время. — Фактор времени, конечно, играет роль, — уклончиво ответил Шалва Григолович. Он все-таки не был убежден в невиновности Мити Шарапова. Андрей Аверьянович это сейчас понял. Казнил себя не за то, что ошибся, а за то, что не смог доказать. — Когда я впервые с вами встретился, — сказал Андрей Аверьянович, — вы, помнится, сказали, что хотите, чтобы адвокат критически посмотрел на вашу работу, своими сомнениями, так сказать, подтвердил вашу правоту. — Следователь обязан выслушать возражения адвоката… Сейчас он не ощущал превосходства, и желания быть радушным хозяином, видимо, не возникало. А у Андрея Аверьяновича прошло желание щадить самолюбие Шалвы Григоловича. — Знаете, в чем ваш главный просчет? — Не сумел добиться признания, — вздохнул Шалва Григолович. — Нет, признание вам совсем не помогло бы. Главный просчет в том, что вы абстрагировались от личности. — Закон не знает личности, он имеет дело с субъектом преступления. — Но это всегда личность, человек. И люди, закон исполняющие, не имеют права этого забывать. Вы собирали улики, но это еще не все, далеко не все — собирать улики. Если бы вы внимательно вгляделись в Шарапова, в его жизнь, вы бы поняли, что он тех денег не брал. — Идеалистическое представление о следствии. — Нет, как раз реалистически-трезвое. — Нам с вами трудно понять друг друга. — Почему же, — возразил Андрей Аверьянович. Он встал. — Я вас понял. У нас разные точки зрения. — На закон? — На человека. До свидания. Андрей Аверьянович наклонил голову и осторожно пошел к выходу, стараясь не наступать на вытянутые ноги усталых пассажиров.