- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (51) »
ГЕНРИКУ ИБСЕНУ ПО СЛУЧАЮ ЕГО СЕМИДЕСЯТИЛЕТИЯ
Небесного града презрев благодать,
Где замки глядятся в озерную гладь,
Умчал тебя конь над теснинами
К загадочным троллям в ту горную тишь,
Где с верной совой на плече ты грустишь,
Король, убеленный сединами!
Терновое ложе ты сплел себе сам,
Другие тянулись к лавровым венкам,
Что выцветут вместе с могилою.
Ты высек на вечной гранитной плите
Раздумья о нашей земной суете,
Владея пророческой силою!
ОТЕЦ НОРВЕГИИ[4]
Вечерний отблеск лижет скалы.
Нет больше солнца! Закат, как палач.
Плачь, Сюннёве, плачь!
Солнце зашло, и дня не стало.
Битва окончена. Скальду верна,
Несет тебя лодка к последней цели —
Замедлит свой бег она
У скал норвежских, у шведской мели…
Здесь вновь две волны расстаться должны.
Две братских страны разлукой больны.
Мы скорбно смотрим вдаль на свет заката —
Мечта о братстве ноет, словно рана.
Поют о прежнем братстве наши страны,
И смерть твоя, как смерть родного брата.
Из посмертного сборника «ПОСЛЕДНИЕ СТИХИ» (1942)
АВГУСТУ СТРИНДБЕРГУ
Полвека отметя,
сподобились эти
наград позолоты,
признанья и славы,
но ропот убогой
отринув оравы,
один далеко ты
сидишь у порога, —
у врат, одиноко,
где царство другое,
но участь изгоя —
примета пророка,
что прямо, без лести
беседовал с нами
и взыскан был честью,
но чаще — камнями.
Ты, века под вечер,
не лаврами венчан,
но в вящей короне,
что сжали ладони
вкруг мозга поэта:
по слову обета,
венца ты не сбросишь,
седины он стянет
до смертного вздоха, —
венок, что не вянет,
хоть с юности носишь —
из чертополоха.
НАДПИСЬ НА НАДГРОБИИ
Присядь у моей плиты.
Тут тихо и одиноко.
Приветь меня ласково и негромко —
я не в силах ответить.
Я был непомерно взыскан:
я человеком
успел побывать на земле.
Ликуй же, пока еще видишь солнце!