приема ванны он выглядел гораздо лучше. Зачесанные назад темно-русые волосы делали его высокий лоб еще более открытым. Серо-зеленые глаза под густыми черными бровями имели более осмысленный взгляд, чем полчаса назад. Взглянув на свой мускулистый торс и рельефные мышцы рук, он отметил, что, несмотря на нестабильные тренировки, все еще сохранил хорошую спортивную форму.

На туалетном столике внушительной горкой лежали золотые украшения. Взяв оттуда толстую цепь с массивным квадратным образом, на котором был изображен лик Иисуса Христа в терновом венке, он надел ее и перекрестился. Затем защелкнул на левой руке широкий золотой браслет, а на безымянный палец надел перстень с достаточно крупным бриллиантом не менее карата.

«Говорят, что много „рыжья“ не в моде. Что, дескать, все это устаревшие понты, — размышлял Феликс. — Но, честно говоря, все эти бредни меня мало интересуют. Я все это ношу не как украшения, а как знаки кастовой принадлежности. Тем более это подарки моих близких друзей. А Спасителя я вообще освятил в Сергиевом Посаде».

Облачившись в «золотые доспехи», Феликс надел шелковую, темно-синюю рубашку и черный костюм от Хьюго Босса. Освежившись любимым французским одеколоном, он стал поторапливать медленно одевающуюся Веронику.

ФОРМУЛА ЗЛОСТИ

У подъезда уже стоял пригнанный пунктуальным Гошей джип «Тойота-Раннер» темно-зеленого цвета, укрепленный мощными дугами и прочими металлическими наворотами.

— Привет, босс! — поздоровался Гоша.

— Привет, бродяга, коли не шутишь! — с мрачным видом ответил «босс». — Что за фон в машине? Ты что, лука наелся?

— Да, малость простудился, ну а «лук от всех недуг». Лечусь.

— Ну, тогда хавальник свой пореже открывай… А лучше зажуй «Орбитом» или этим, как, его… с неизменно-устойчивым вкусом…

— Видно, опять не с той ноги встал, — насупился любитель лука, нажал на газ, и машина тронулась.

Джип ехал по Дмитровскому шоссе. Погода стояла пасмурная, хотя была всего середина сентября. Настроение — еще хуже, еще мерзопакостней. Феликса все ужасно раздражало. И серые озлобленные лица на улице, и снующие вокруг автомобили, и мрачное повествование Гоши о том, что на вчерашней разборке за Кольцевой завалили в перестрелке двух пацанов из бригады Тунгуса, а Гарик из Балашихи рыскает в поисках денег на откуп своего подельника, которого позавчера замели. Менты ему вешают 146-ю статью — разбой — и требуют пятнадцать штук «гринов». Гарик же — босяк неупакованный, транжира и гуляка. Денег, как всегда, у него нет. А кента вызволять-то надо. Вот и мечется.

У всех свои проблемы. Своих забот полон рот. Кому сейчас легко?!

Проклятая волчья жизнь. Разве о ней мечтал раньше подающий надежды спортсмен, студент философского факультета? Засасывает, как трясина. Какая к черту романтика преступной жизни? Кругом одна грязь и погань. Да, уровень настроения опускался все ниже и ниже. Ниже уровня подошв. Скучно. Противно. Какая-то постоянная мутная злость. Злость, рождающая жуткий внутренний дискомфорт.

Бросить бы все к чертовой матери и свалить куда-нибудь на тропический остров в Тихом океане. Но на это нужны деньги, и не малые. А их ведь нужно где-то брать.

— Филя, ты домой меня закинешь? — спросила с заднего сиденья Вероника.

— Слышь! Я ведь просил тебя так меня не называть! — раздраженно ответил Феликс. — Я тебе что, Киркоров?

И чуть погодя, успокоившись, добавил:

— Не получится. У меня срочное дело. Как-нибудь в другой раз. Гоша, тормозни у ближайшего метро.

Веронику с обиженным выражением лица высадили у ближайшей станции метрополитена.

— Ничего, потерпит. Нечего баловать. Ишь, принцесса, — как бы самооправдываясь, проговорил Феликс.

В общем-то, девка она явно неглупая и его, похоже, обожает. Но эти постоянные понты и капризы… Да и несколько поднадоела уже…

Сердцу милее разнообразие, чувство новизны. Душа ловеласа — огонь, и ее гнетет рутина постоянных отношений.

— Автомобиль номер 317, принять вправо! — послышался неожиданно голос из громкоговорителя милицейской машины, шедшей сзади.

«И так настроение не в дугу, а тут еще эти менты поганые. Да еще и муниципалы. Кровососы. Деньги собирают, стервятники. Ну, вроде бы ничего такого особенного в машине нет. Ствол сегодня не брали. Документы в порядке. Но все равно до чего-нибудь дободаются. Дободаться при желании и до фонарного столба можно. Работа у них такая гнусная, тем и живут — промышляют», — зло подумал Феликс.

Гоша, приняв вправо, съехал к тротуару. За ним остановился милицейский «Форд», и из него с автоматами наперевес вышли два блюстителя порядка.

— Прошу выйти из машины, — скороговоркой пробубнил толстяк с капитанскими погонами. — Ваши документы?

Пока капитан проверял документы, плюгавый сержант с физиономией недоноска шарил по салону джипа. Найдя на заднем сиденье бейсбольную биту, с победоносным видом отдал ее капитану.

— Так-с, шо це таке? — на хохляцкий манер произнес капитан.

— Что, командир, не видишь — бейсбольная бита, спортивный снаряд для игры в бейсбол. Мы — бейсболисты! — оскалился Гоша. — Кстати, куплена в спортивном магазине на Тверской, рядом с Белорусским вокзалом. Есть чек. Могу показать.

— Да хрен с ней, с этой битой. А вот что ты на это скажешь, умник? — взвизгнул сержант, извлекая из бардачка солидный кнопочный нож, явно кустарной, скорее всего, зековской работы.

Феликс со злостью взглянул на Гошу. Тот от неожиданности захлопал глазами и с виноватым видом пожал плечами. Дескать, виноват, забыл вчера вытащить.

Естественно, последовало любезное предложение проехать в ближайшее отделение милиции. Естественно, карман Феликса опустел на двести баксов. Естественно, все уладилось. Нож был возвращен нерадивому хозяину, и машины разъехались, как в море корабли.

— У-у-у, мусора поганые, падлы! — выругался Гоша.

— Сам, мудак, виноват! Предупреждал же я тебя: весь компромат храни дома и бери «игрушки» только на конкретные дела. Правильно в народе говорят: «Горбатого могила исправит», — засверкал глазами Феликс.

Злость распирала изнутри. Приступ гнева рос. Откуда же в нем столько негативных эмоций?

Когда-то Феликс считал себя достаточно добрым человеком. По крайней мере так думали окружающие его люди. В раннем детстве он был способен на поступки, пропитанные состраданием, милосердием и благородством.

В юности, упиваясь рыцарскими романами Вальтера Скотта, похождениями мушкетеров , Александра Дюма, приключениями героев Фенимора Купера и Майн Рида, где добро было высшим мерилом всех ценностей, а слова «благородство» и «честь» не являлись пустым звуком, юный романтик мечтал о подвигах.