- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (10) »
выясняются как истина, сложная для понимания).
Название поэмы заимствовано из стихотворения средневекового поэта, которого называли Шмуэль а-Нагид[1]. Хана Ривлина писала: "Напряжение, существующее в этом выражении между бедностью и радостью, амбивалентность, осознание каждого из этих понятий в отдельности и во взаимосвязи – в этом, в широком смысле, значение произведения Альтермана. Насколько мне известно, после Шмуэля а-Нагид до Альтермана это выражение не использовалось." [1] Шмуэль а-Нагид (полководец) – один из самых значительных еврейских поэтов средневековой Испании (993-1056г.г.). В течение 30 лет был великим визирем мусульманского княжества Гранада, успешным командующим армией и министром финансов. Писал стихи на семи языках. Всячески способствовал развитию еврейской общины и иврита. Во дворе его резиденции находился фонтан, поддерживаемый 12 львами, впоследствии перенесенный во дворец Альгамбра. Выражение "радость бедных" взято из его стихотворения "Боже силы, Бог ревнивый и грозный": "И итог дня – избавление, день празднования, как день радости бедных после жатвы". (В ТАНАХе – Писания. Книга Псалмов, 126, 5 – сказано: "сеявшие в слезах жать будут с пением").
В соединении актуального и вневременного, национального и общечеловеческого кроется, по всей видимости, секрет си-лы этого таинственного произведения, единственного в своём роде. В нём современная ивритская поэзия достигла одной из самых высоких вершин в своём развитии.
* * *
При переводе не делалось попыток передавать цитаты из древних источников, которыми изобилует поэма (редакторы приводят около 200) в их установившихся переводах на русский язык. Это практически неисполнимо в рамках стихотворного текста, и, кроме того, знакомство русскоязычных читателей с этими текстами далеко от уровня, позволяющего по памяти определять источник цитаты. Минимально необходимое количество цитат дано в примечаниях. В приводимом тексте поэмы на иврите сохранена орфография пятого, прижизненного издания 1955-56г.г. Я благодарю ведущих форума интернет-сайта "Натан Альтерман" за разъяснение тёмных для меня вопросов.
Адольф Гоман
Пришла Радость бедных. Стучится в дверь . Сколько бедный-как-мёртвый ждал! Принесла Радость лиры [2]. И вот теперь Этот радостный час настал.
И сказал: "Как я счастлив сейчас, Радость бедных услышал хоть раз."
И, уснув на соломе, ограблен дотла, Он мечтал до утра лишь о ней. Слаще мести и тела больнее была, [3] И последней овечки белей.[4]
И сказал: "Как я счастлив сейчас, Что нашла меня в этот раз."
И сказала: "Не гость, не помощник я, нет. Недруг близок, встречай беду. Час последний настал твой, и скоро вслед За несущими гроб пойду."
"К тем, кто мучил меня что есть сил, Как вернёшься ты, Радость?" – спросил.
И сказала: "С тобою пойду до конца. Как живому должна долг отдать. Моего ты не видел при жизни лица, И до смерти врагам не видать."
И сказал: "Будет мир и покой. Ведь теперь Радость бедных со мной".
Ты решила платочек надеть И сказала: "Теперь не забудет!" Дал зарок я не есть хлеба впредь, Пока рот твоей плотью сыт будет, Дал зарок на тебя лишь смотреть, Пока силы в глазах не убудет.
Но болезнь порвала цепь дней, Нищету ты со мной узнала, Она дочерью стала моей, А болезнь моим домом стала. И мы стали собаки бедней, И собака от нас бежала.
И поднялся металл, и срубил Мою голову вмиг с твоей шеи. Ничего не осталось, лишь был Под ногами мой прах рассеян. И железо лишится сил, Только страсть к тебе не слабеет.
Тело хрупко, крошится, как мел, Но не знает предела сила. В жизни счастья я не имел, Мне земля постель постелила. Но в веселья час среди дел Встретишь взгляд из моей могилы.
Ещё ждёт нас радости свет, Души, девочка, нам согреет, И с земли, что нам дал завет [7], Ты ко мне сойдёшь холодея. Нет, не всё суета сует, Нет, не всё, - говорю тебе я.
Город в осаде. Никто не пройдёт. Но я обойду охрану. Я, бедный-как-мёртвый, найду проход. У твоей двери, спящая, встану.
Не рука, состраданье моё Защитит, как огонь и копьё, Укрепит, когда кончится время твоё. Я – свидетель, помнящий всё.
Чтоб свечой угасла ты, буду желать, Чтоб приблизил меч день расплаты. Но стану пороги весь день обивать, Чтоб вечер ещё прожила ты.
Хлеба кусок принесу, Имя твоё вознесу. К иссохшим губам прильну свежей водой Я, полный заботы, седой.
Не спасёт от несчастья живого живой, Но ты будешь любовью укрыта, Беспощадной, нездешней любви пеленой, Как грабёж среди дня открытой.
Поклянись всем, что свято тебе, Черпать силы в ужасной беде. А, когда не хватит и сил любви, Меня, кто после всего, зови.
Город в осаде. Никто не пройдёт. Но я не вернусь обратно. За тебя, - ей клятву мертвец даёт, - У двери умру семикратно.
Как огонь и копьё, защищу, Силой свыше людской награжу, А когда твоё время придёт, как свечу, - Я, чуждый – тебя погашу.
Я слышал, как ты ночью плакала одна, К подушке прижимаясь ртом. Хотел я этой ночью, стоя у окна, С тобою быть, хотя бы за стеклом.
Во тьме я видел скорбь твою, как в ясный день, И руки, исхудавшие в беде. И судорога боли била мою тень, А кости рвались подойти к тебе.
О девочка моя! В оковах нищеты Надежду потерявшая давно, Сквозь слёзы на меня в
Название поэмы заимствовано из стихотворения средневекового поэта, которого называли Шмуэль а-Нагид[1]. Хана Ривлина писала: "Напряжение, существующее в этом выражении между бедностью и радостью, амбивалентность, осознание каждого из этих понятий в отдельности и во взаимосвязи – в этом, в широком смысле, значение произведения Альтермана. Насколько мне известно, после Шмуэля а-Нагид до Альтермана это выражение не использовалось." [1] Шмуэль а-Нагид (полководец) – один из самых значительных еврейских поэтов средневековой Испании (993-1056г.г.). В течение 30 лет был великим визирем мусульманского княжества Гранада, успешным командующим армией и министром финансов. Писал стихи на семи языках. Всячески способствовал развитию еврейской общины и иврита. Во дворе его резиденции находился фонтан, поддерживаемый 12 львами, впоследствии перенесенный во дворец Альгамбра. Выражение "радость бедных" взято из его стихотворения "Боже силы, Бог ревнивый и грозный": "И итог дня – избавление, день празднования, как день радости бедных после жатвы". (В ТАНАХе – Писания. Книга Псалмов, 126, 5 – сказано: "сеявшие в слезах жать будут с пением").
В соединении актуального и вневременного, национального и общечеловеческого кроется, по всей видимости, секрет си-лы этого таинственного произведения, единственного в своём роде. В нём современная ивритская поэзия достигла одной из самых высоких вершин в своём развитии.
* * *
При переводе не делалось попыток передавать цитаты из древних источников, которыми изобилует поэма (редакторы приводят около 200) в их установившихся переводах на русский язык. Это практически неисполнимо в рамках стихотворного текста, и, кроме того, знакомство русскоязычных читателей с этими текстами далеко от уровня, позволяющего по памяти определять источник цитаты. Минимально необходимое количество цитат дано в примечаниях. В приводимом тексте поэмы на иврите сохранена орфография пятого, прижизненного издания 1955-56г.г. Я благодарю ведущих форума интернет-сайта "Натан Альтерман" за разъяснение тёмных для меня вопросов.
Адольф Гоман
* (Вступление)
Пришла Радость бедных. Стучится в дверь . Сколько бедный-как-мёртвый ждал! Принесла Радость лиры [2]. И вот теперь Этот радостный час настал.
И сказал: "Как я счастлив сейчас, Радость бедных услышал хоть раз."
И, уснув на соломе, ограблен дотла, Он мечтал до утра лишь о ней. Слаще мести и тела больнее была, [3] И последней овечки белей.[4]
И сказал: "Как я счастлив сейчас, Что нашла меня в этот раз."
И сказала: "Не гость, не помощник я, нет. Недруг близок, встречай беду. Час последний настал твой, и скоро вслед За несущими гроб пойду."
"К тем, кто мучил меня что есть сил, Как вернёшься ты, Радость?" – спросил.
И сказала: "С тобою пойду до конца. Как живому должна долг отдать. Моего ты не видел при жизни лица, И до смерти врагам не видать."
И сказал: "Будет мир и покой. Ведь теперь Радость бедных со мной".
1
1. Песнь молодой жене
[5] Нет, не всё суета сует, [6] Нет, не всё, - говорю тебе я. И деньгам мог сказать я "нет", И года сжигал не жалея. За тобой шёл, девочка, вслед, Как идёт за верёвкой шея.Ты решила платочек надеть И сказала: "Теперь не забудет!" Дал зарок я не есть хлеба впредь, Пока рот твоей плотью сыт будет, Дал зарок на тебя лишь смотреть, Пока силы в глазах не убудет.
Но болезнь порвала цепь дней, Нищету ты со мной узнала, Она дочерью стала моей, А болезнь моим домом стала. И мы стали собаки бедней, И собака от нас бежала.
И поднялся металл, и срубил Мою голову вмиг с твоей шеи. Ничего не осталось, лишь был Под ногами мой прах рассеян. И железо лишится сил, Только страсть к тебе не слабеет.
Тело хрупко, крошится, как мел, Но не знает предела сила. В жизни счастья я не имел, Мне земля постель постелила. Но в веселья час среди дел Встретишь взгляд из моей могилы.
Ещё ждёт нас радости свет, Души, девочка, нам согреет, И с земли, что нам дал завет [7], Ты ко мне сойдёшь холодея. Нет, не всё суета сует, Нет, не всё, - говорю тебе я.
2. Пришелец вступил в город
Город в осаде. Никто не пройдёт. Но я обойду охрану. Я, бедный-как-мёртвый, найду проход. У твоей двери, спящая, встану.
Не рука, состраданье моё Защитит, как огонь и копьё, Укрепит, когда кончится время твоё. Я – свидетель, помнящий всё.
Чтоб свечой угасла ты, буду желать, Чтоб приблизил меч день расплаты. Но стану пороги весь день обивать, Чтоб вечер ещё прожила ты.
Хлеба кусок принесу, Имя твоё вознесу. К иссохшим губам прильну свежей водой Я, полный заботы, седой.
Не спасёт от несчастья живого живой, Но ты будешь любовью укрыта, Беспощадной, нездешней любви пеленой, Как грабёж среди дня открытой.
Поклянись всем, что свято тебе, Черпать силы в ужасной беде. А, когда не хватит и сил любви, Меня, кто после всего, зови.
Город в осаде. Никто не пройдёт. Но я не вернусь обратно. За тебя, - ей клятву мертвец даёт, - У двери умру семикратно.
Как огонь и копьё, защищу, Силой свыше людской награжу, А когда твоё время придёт, как свечу, - Я, чуждый – тебя погашу.
3. Плач
Я слышал, как ты ночью плакала одна, К подушке прижимаясь ртом. Хотел я этой ночью, стоя у окна, С тобою быть, хотя бы за стеклом.
Во тьме я видел скорбь твою, как в ясный день, И руки, исхудавшие в беде. И судорога боли била мою тень, А кости рвались подойти к тебе.
О девочка моя! В оковах нищеты Надежду потерявшая давно, Сквозь слёзы на меня в
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (10) »