что его зам, так же как и Воробей, не совсем прав. «Духи» неплохо соображают. Но огонь на правом фланге надо все же усилить — пусть думают, что их уловка удалась. А рвануть нужно только вперед.

Он отдал соответствующую команду, добавив, что Белый с двумя бойцами будет прикрывать их, тем самым как бы подтверждая свое согласие с прапорщиком и старшим сержантом.

— Побольше шуму там! — усмехнулся Андрей.

— Да уж, дадим жару! — воскликнул Белый.

Солнце приближалось к зениту и припекало все сильнее. У некоторых из бойцов были уже пустые фляги. А пить хотелось все больше.

Сухолитков еще подумал, что пора, наверное, подымать людей, но тут сзади раздался шорох. Он обернулся и увидел рядового Романа Ряскова. Бойцы звали его Худым, каким он и был на самом деле. Высокий, под два метра, невероятно тощий, он мог есть за троих.

— Тебе чего, Рясков? — спросил Андрей у придвинувшегося к нему бойца. Ответить тот не успел. Кругом завизжали мины. По звуку Сухолитков определил, что у противника калибр оружия восемьдесят два, и подумал, что «духов» действительно снабжают неплохо. Взрывы становились все чаще, и Андрей понял, что им пора тоже начинать действовать, иначе многих перебьют и будет поздно. Он хотел вскочить, но тут совсем рядом разорвалась мина. Острая боль обожгла левую лопатку. Сухолитков ткнулся лицом в траву и потерял сознание.

2

Очнулся Андрей от сильной боли в левом плече. Она шла от нижнего конца лопатки к ключице. Значит, именно туда угодил осколок мины, разорвавшейся неподалеку. От тряски машины, в кузове которой их везли, — это была старая, довоенного выпуска трехтонка (как еще она сохранилась у «духов»), — боль усиливалась и спускалась по руке к локтю. Но дальше не шла, как бы удерживаемая бинтом, которым было крепко обмотано все плечо Андрея. В суматохе боя кто-то успел перебинтовать его и даже вколол промедол. Он хоть и был в забытьи, но укол иглы шприц-тюбика почувствовал.

В кузове их было всего двенадцать человек. Как ни горько это было сознавать, но пятеро, видно, погибли в последней схватке. И винить в их потере Андрей, кроме себя, никого не мог. Душманы оказались хитрее, чем он ожидал, ловушку устроили по всем правилам. Даже то, что десантники могут рвануть вперед, предусмотрели. Некоторых солдат накрывали сверху сетями, искусно замаскированными между ветвями деревьев, других выводили на заранее вырытые ямы, слегка прикрытые валежником. Разведчики падали в них и оказывались в руках бандитов. Но откуда «духи» все же знали о маршруте их движения? Эта мысль не давала покоя Сухолиткову.

Андрей обвел солдат в кузове повлажневшими глазами. Погибли отличные ребята: сержант Борис Пищулин — лучший снайпер роты; ефрейтор Семен Хорьков — искуснейший сапер; непревзойденный балагур Григорий Игорьков, со смешным прозвищем Перчик, и другие следопыты. Какие были люди! Шли за ним в огонь и в воду… У остальных, оказавшихся вместе с Андреем в плену, участь тоже была незавидной. Сухолитков знал, как ненавидят и издеваются над попавшими к ним федералами «духи», какие мучения приходится испытывать им.

Позади офицера примостились Гонец и Емеля. Рядовой Виктор Гонцов, разумеется, получил свое прозвище от фамилии. Он был лучшим радистом роты. Рядового же Якова Еремеева по прибытии в роту писарь, плохо расслышав его имя и фамилию, записал Емелей. Потом-то, разумеется, фамилию солдата написали правильно, но кликуха так и осталась за новичком. И он не обижался на нее. Был добродушным парнем, немножко увальнем, что, однако, не мешало ему быстрее всех преодолевать полосу препятствий. Оба бойца были рослыми ребятами, только у Гонца шевелюра была белая как лен, а у Емели темно-серая, точно присыпанная пеплом, и кудлатая. Он отличался еще и тем, что очень метко метал ножи на значительное расстояние, и их у него было не два, как у всех, а четыре, за что вначале он получал нагоняи от старшины роты. Но так было только вначале, пока не открылся его талант метателя ножей.

У Андрея не было сомнения в том, что их ожидает. Привезут в лагерь душманов, покажут соплеменникам, похвастаются: вот, мол, какой улов захватили. Поглумятся, конечно, и пустят в расход. Да еще могут и не расстрелять, а поотрубать головы, чтобы потом выставить их в лагере на кольях. Сухолитков видел фильмы такого рода — в батальоне их иногда прокручивали, чтобы люди знали, до какой жестокости доходит противник. Некоторые из молодых не выдерживали, покидали клуб. Таких потом отчисляли из батальона, как не способных быть разведчиками, которые должны иметь крепкие нервы и не бояться никаких трудностей. Их профессия самая опасная и увлекательная в армии. Недаром Сухолитков столько сил положил, чтобы перебраться из ментов в десантники. Ну и досталось же ему! И если бы не писатель Валерий Анатольевич Рощин… служить бы ему и сейчас в Приморье замполитом судебно-розыскной роты.

Среди пленных федералов — и Андрей знал об этом — попадались, конечно, и такие, кто не выдерживал издевательств и пыток. Они ломались, просили пощады и готовы были на все, лишь бы им сохранили жизнь. Душманы порой не казнили их и делали своими рабами. Они выполняли самую грязную работу и жили как в клетке, под постоянной угрозой смерти. Их и людьми-то трудно было назвать, скорее животными. Алексей был почти уверен, что уж его ребята на такое не пойдут — предпочтут гибель позору.

Машина шла по крутому серпантину. И чем выше в гору она поднималась, тем ухабистей становилась дорога. Кузов подбрасывало все чаще и чаще. А каждый резкий толчок трехтонки острой болью отдавался в месте ранения, туманил сознание. Прошлое мешалось с настоящим и вызывало такой калейдоскоп разных мыслей, что в них трудно было разобраться. Андрей видел себя курсантом Ленинградского политучилища МВД, когда носил погоны старшего сержанта. Именно в то время Андрей прочитал роман Валерия Рощина «Небо под нами» и стал мечтать о службе в десанте. Пошел в воскресенье в аэроклуб и записался в группу. Когда начались прыжки с парашютом, он бегал на них, отговариваясь свиданиями с девушкой, которой у него не было и в помине. Незабываемое это было ощущение — парить в воздухе с куполом парашюта над головой… Картинка менялась, и он видел себя уже лейтенантом милиции, хотя его грозились выпустить из училища рядовым. Андрей столько рапортов написал с просьбой перевести его в десантные войска, что начальник штаба сказал ему: «Будь моя воля, Сухолитков, я бы тебя в штрафбат отправил». И его послали не в Подмосковье, как намечалось вначале при распределении выпускников, а на Дальний Восток. И служил он там целых два года, гонялся за сбежавшими из зон зэками. Да так бы и