совершенно недоступных местах», «Ни зверь, ни птица не могут добраться ни зимой, ни летом до якутских кимберлитовых трубок», «Русские алмазы появятся ка мировом рынке только в 21-м веке».

Стоит ли опровергать эти сообщения? Якутские алмазы говорят сами за себя!

Эпилог

И снова я сижу в алмазной столице, дожидаясь, когда капризный якутский климат сменит гнев на милость и самолет, прихваченный дождем в Олекминске, одолеет, наконец, последний перегон до Нюрбы.

Снова слышу я за углом здания знакомый голос Тимофеича, который уже в десятый раз за сегодняшний день объясняет нетерпеливым пассажирам, что у него груза, что ему надо делать завоз продуктов питания и что он, Размолодин, персонально летать не умеет, а посему просит публику не скандалить, а сидеть тихо и дожидаться «погоды».

А вот и сам Тимофеич в неизменной белой парусиновой фуражке показывается из-за угла. Увидев меня, он останавливается, сдвигает фуражку лихим жестом на затылок.

— Ну как, летишь?

— Лечу, — отвечаю я.

Мы оба улыбаемся. Я «лечу» уже третий день, но продвинуться от гостиницы дальше уютной завалинки возле здания аэродрома — любимого места всех нюрбинских транзитников, никак не удается.

— Передавай поклон белокаменной, — говорит Тимофеич.

— Передам обязательно.

Но Тимофеич уже не слышит моего ответа. Однорогий облезший олень подошел к сваленным на взлетном поле мешкам с мукой и пытается полакомиться их содержимым. Придерживая фуражку одной рукой, Тимофеич бежит к мешкам, выкрикивая по адресу оленя самые нелестные слова. Испуганное животное отходит на несколько шагов в сторону, но Тимофеич, решив, очевидно, навсегда отбить у однорогого жулика охоту покушаться на общественное добро, упорно преследует его и в конце концов изгоняет за пределы аэродрома.

Мое путешествие по алмазному краю окончено. Позади остались пожары, болота, переправы через стремительные северные реки, долгие таежные переходы. Я достаю из своего повидавшего виды рюкзака размокшие от дождей и «неурочных» купаний в бурных потоках репортерские блокноты, дневники с обожженными углами, в которых записана якутская алмазная эпопея.

Я листаю страницы этих дневников и блокнотов, потом закрываю глаза, и передо мной как живые встают Павел Иванович Лугов, Михаил Михайлович Одинцов, Сергей Соколов, Владимир Белов, Григорий Файнштейн, Лариса Попугаева, Володя Щукин, Иннокентий Куницын, Лева Зведер, Костя Сабинин, Юра Хабардин и еще много других людей, с которыми мне пришлось встречаться в якутской тайге, о судьбе которых я узнал из рассказов товарищей и очевидцев, по письмам, документам, воспоминаниям.

Я уже знаю, что весь этот необычный материал, все богатые таежные впечатления, все интереснейшие сведения из социальной и технической истории алмаза мне не вместить в несколько газетных очерков. И вот, сидя на затянутом низкими дождевыми тучами нюрбинском аэродроме, я решаю написать первую в своей жизни книгу.

Я уже знаю, что не смогу не написать этой книги, что я должен обязательно рассказать о людях, решивших одну из самых трудных проблем мировой геологической науки, о людях, открывших для своей страны огромные запасы ценнейшего и редчайшего технического сырья, давших своему народу миллиардные богатства.

Уже вечером, сидя в московском самолете, который все-таки прилетел за нами из Олекминска, несмотря на дождь и непогоду, и глядя вниз, на исполосованное реками необозримое пространство Сибирской платформы, я твердо решаю — не написать о подвиге отряда геолога Сабинина, о жизни и смерти Иннокентия Куницына было бы просто преступлением перед светлой памятью этих людей.

Я сравниваю судьбы Григория Файнштейна, Владимира Белова, Ларисы Попугаевой, Юрия Хабардина с печальной историей Павла Ивановича Лугова — человека «редкой и ненужной» профессии, и мне по-новому представляется все то, чем жили мы все эти годы, отделяющие время Лугова от наших дней.

Я вспоминаю о Леве Зведере, об Ольге и Михаиле Таборовых, о Тимофеиче и Петровиче, о всех тех, с кем мне довелось встречаться в якутской тайге. Да, мало мы еще знаем о жизни людей этой замечательной профессии, людей, идущих по жизни нехожеными тропами, с тяжелыми рюкзаками за спиной, с геологическими молотками на плече. Там, где проходят они, — встают города и поселки, заводы и шахты, начинается новая жизнь. Бывает, что за эту новую, будущую жизнь они отдают свои собственные жизни.

И если мы, двадцатилетние, только еще вступающие в Большую Жизнь и делающие по ней первые шаги, хотим по-настоящему быть достойными их памяти, мы должны продолжать начатое ими дело: прокладывать по свету новые пунктиры, поднимать к жизни новые земли, всегда и везде искать то, что раньше не было известно людям.

1

Вес одного карата — 0,2 грамма.

(обратно)