- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (9) »
Дороти Эдвардс Шалунья-сестричка
Вот послушайте, как всё это получилось. Когда мне было лет шесть, мама позвала меня однажды в свою комнату и показала маленькую-маленькую девочку: она лежала в колыбели, укрытая розовым одеялом. Волосики у неё были короткие и рыжие, ручки и ножки крохотные, нос — круглый и розовый, а вот глаза — большие, весёлые и любопытные. — Знаешь, это твоя сестричка, — сказала мама, — смотри, ты очень похожа на неё. Только вы не верьте: это она была очень на меня похожа! Кто бы мог подумать, что совсем скоро она превратится в такую шалунью и упрямицу? Сестричка никогда, ну просто никогда не делала того, о чем её попросишь. Если бы вы сказали ей: «Здравствуй, Шалунья! Улыбнись, пожалуйста!» — она обязательно ответила бы: «Не хочу!» Но вот если её угощали ириской, или печеньем, или, лучше всего, мороженым, она нараспев тянула: «Спа-си-бо»! — и улыбалась до самого вечера. Такой я вижу её и сейчас — с ириской за щекой и мороженым в руке. А теперь я расскажу вам несколько историй про неё.
У фотографа
Как-то мама сшила нам новые пальтишки: красные, с чёрными пуговицами, а чтоб теплее было, приладила воротники из чёрного, в завитках меха. Мы даже носы задирали, когда натягивали обновки, — до того нарядными мы себе казались. Мама тоже радовалась — ведь она никогда прежде не шила пальтишек. — Что я придумала! — сказала она однажды. — Надо вас сфотографировать. Пусть останутся на память две маленькие девочки в новых пальтишках. И мама, очень довольная, повела нас к фотографу. У фотографа голова оказалась вся в чёрных кудряшках, как на наших воротниках. В петлице его пиджака торчал розовый цветок, и он то и дело взмахивал у нас перед носом жёлтым платком. В мастерской на стенах висело много фотографий: нарядные невесты, ревущие малыши, разные тёти и дяди. Кто-то снял своего пушистого кота и даже кроликов в чёрных и белых пятнышках. И всё это сделал он, кудрявый-прекудрявый фотограф! Он разрешил нам ходить по мастерской, пока сам разговаривал с мамой, и я тут же побежала рассматривать фотографии на стенах. А Шалунья и с места не тронулась, Она стояла, не шелохнувшись, рядом с мамой и даже зачем-то прикрыла глаза. Правда, правда! Она ни на что не хотела смотреть. — Ну что, начнём? — спросил фотограф. — Нет! — быстро выпалила Сестричка и зажмурилась. Мама погладила её по голове. — А мне казалось, что ты хотела пойти сюда, — сказала она. Сестричка зажмурила глаза ещё крепче, даже нос у неё сморщился, и громко сказала: — Не хочу! Не буду! — Нельзя отнимать у человека столько времени, — спокойно сказала мама, — пусть у нас будет только один снимок. Фотограф велел мне залезть на возвышение, опереться рукой на столик, стоять ровно-ровно и улыбаться. У меня за спиной на картине был нарисован сад. И на снимке потом я вышла среди густых кустов. Я вытянулась ровно-ровно и стала улыбаться. Даже щёки немножко устали. Фотограф придвинул ко мне огромный чёрный аппарат на ножках, достал жёлтый платочек и пообещал: — Сейчас вылетит птичка! Пока он выдвигал аппарат, вставлял стёкла, примеривался так и сяк, разглядывал меня прямо и сбоку, Сестричка приоткрыла один глаз. Она увидела, как я ровно-ровно стою в своей обновке, потом услышала про птичку, и глаза её от ожидания стали большими и круглыми. Щёлк! — раздалось из аппарата, и он надёжно спрятал внутри мой снимок. Птички никакой не вылетело. — Вот и всё! — сказал фотограф и помог мне спуститься. — Страшно было? — спросил меня фотограф. — Нисколечко, — ответила я, — спасибо. Заметив, что Сестричка смотрит во все глаза, фотограф подошёл к ней: — Может, передумала, малышка? И она вдруг так вежливо-вежливо ответила: — Да, пожалуйста. А секрет был прост: она ни разу прежде не бывала у фотографа и очень испугалась, когда пришла в мастерскую. А потом весь страх у неё пропал. Сестричка была мала ростом, до стола не дотягивалась, и фотограф усадил её в кресло, протянув ей плюшевого мишку. — Ну, улыбнись хорошенько! Сейчас вылетит птичка, — пообещал фотограф и взмахнул жёлтым платком. Щёлк! — и Сестричку тоже сняли. Когда, спустя некоторое время, фотографии были готовы, мы увидели, что Шалунья вышла насупленной и сердитой. — Ведь тебя просили улыбнуться! — огорчилась мама. — А птичка так и не вылетела, — быстро проговорила Сестричка. — Ну и упрямица, — вздохнула мама, — придётся снова идти к фотографу. — Зачем? — удивился папа. — Мне этот снимок очень нравится. Дочка получилась здесь просто чудесно! И папа долго-долго смеялся.
Кукла-Фея
Когда я была маленькой, мне подарили куклу-фею, такую необычною, что я даже не решалась играть с ней. На голове у неё сверкала корона, за спиной поблёскивали маленькие крылья, а в руке — волшебная палочка. Расшитое золотыми звёздами, топорщилось платье. Но совсем как простая кукла, она тянула тоненько «ма-ма». Я редко вынимала куклу из коробки, которая хранилась в одном из ящиков маминого шкафа. Едва касаясь куклы, я разглядывала её со всех сторон и снова осторожно прятала. У Шалуньи тоже была кукла. Она звалась Розой. У неё была ссадина на носу, и она смотрела на мир единственным голубым глазом. Сестричка укладывала Розу с собой спать, а когда бывала не в духе, шлёпала её и даже выбрасывала из кровати. Однажды мама увидала это, подняла куклу и сказала: — Роза поживёт у меня, пока ты не научишься быть доброй девочкой. — Не научусь, — донеслось из-под одеяла Шалуньи. Мама унесла куклу. На следующий день шёл дождь. Под вечер мама гладила бельё и вдруг спросила: — Где наша проказница? Слишком уж тихо в доме. Она оставила утюг и пошла в сад. Там было пусто. В сарае тоже никого. Нашлась Шалунья в
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (9) »