Вступление

     1                                                   

     По берегам Невы среди тумана                        

     в предутреннюю пору я бродил.                       

     И образы и рифмы находил                            

     и примерял для своего романа.                       

     Сопоставлял сердечные томленья,                     

     пути народов, тайны вечных книг                     

     с Источником, к которому приник                     

     в надежде разрешить свои сомненья.                  

     Вводил в каденции тихозвучащих струн                

     свой тонкий мир, как часть большого мира.                   

     Играл с листа гигантского клавира                           

     на нежной флейте темы древних рун.                          

     Но не стихали ни растерянность, ни грусть                   

     по поводу всемирной нестыковки.                             

     И Бог мой рaспятый несильный и неловкий                     

     сказал мне -- "Я ответить не берусь                        

     на твой мучительный вопрос -- Доколе                        

     Гармония у пошлости в неволе".                             

     2                                                           

     Не пишутся ни песни, ни сонеты...                           

     Забиты двери в старый Храм Искусства,                       

     мой дом поэзии нетоплен, в окнах пусто,                     

     роскошных пиршеств сгинули приметы.                         

     Ушли Ронсар блистательный и Дю Белле глубокий,              

     жестокий Лермонтов, Цветаева богиня,                        

     трагический Бодлер, Верхарн зеленоокий.                     

     И Александр Сергеич, видимо, покинет.                       

     Мне Данте сообщил -- гостит он у Сафо,                      

     пьют у Волошина Есенин и Овидий,                            

     а Шиллер с Байроном у Шелли в славном виде,                 

     и Свифт на диспут пригласил Дефо.                           

     Не пишет мне Шекспир и новыми вещами                        

     меня не балуют ни Тютчев и ни Блок.                         

     Ни Гумилёв, ни Анненский меня не навещают,                  

     Рембо погиб в песках измучен, одинок.                       

     Но в сердце у меня, как в маленьком отеле,                  

     они порой гостят и спят в своих постелях.                   

     3                                                           

     И задал я себе возвышенный урок.                            

     И свет словесности и радость узнаванья                      

     мне облегчали и терпенье и старанье.                        

     Приподнимая к Небу мой чертог,                              

     к бумаге и к перу прикосновенье                             

     несло всенепременно вдохновенье.                            

     Я понимал -- Прекрасная Пора                                

     по высшей Прихоти подарена мне лично,                       

     когда мечтанье, логика и знанье                             

     так обостряют чувство и вниманье,                           

     что кажется божественной игра,                              

     обозначаемая словом Жизнь обычно.                           

     Явился звук. Окончилось молчанье,                           

     что много лет являлось стилем бытия,                        

     где тихо пела музыка моя,                                   

     чтоб усыпить тревогу и отчаянье.                            

     Я привыкаю к искренним словам,                              

     что накануне написал я сам.                                 

     4, 5, 6, 7, 8, 9, 10                                        

     . . . . . . . . . . . . . .

Глава I

     1                                                          

     Стоит июль. Мне северное лето                              

     милее экзотических чудес.                                  

     Поляны, просеки, брусничный хвойный лес                    

     и озеро неголубого цвета,                                  

     заборы пошатнувшихся домов                                 

     среди дворцов богатых неофитов                             

     и неба бледно-синее корыто --                              

     бесплатный прочный богоданный кров,                        

     густые запахи смородины, малины,                           

     целебное дыханье ветерка,                                   

     балтийские пустые берега --                                 

     в высоком вкусе вечные картины,                             

     что создавались миллионы лет                                

     в величии божественной программы.                           

     И разрушает этот храм упрямо                                

     венец творенья, заселивший свет.                            

     Но, слава Богу, у морей, лесов и трав                       

     нетленный смысл, непобедимый нрав.                          

     2                                                           

     Порой в такие дни, как в это лето, --                       

     сухие, тёплые, исполненные лени,                            

     не хочешь ни своих, ни чьих творений                        

     листать. Но если музыкой задето                             

     моё воображенье, то стихи --                                

     легки, прозрачны, к горестям глухи,                         

     текут с руки и вязью бесконечной                            

     ложатся бескорыстно и беспечно                              

     в тетради белоснежные листы.                                

     И весело скользя по этим строчкам,                          

     я воздаю и запятым, и точкам,                               

     предпочитая ясность простоты.