Курилов махнул рукой:

— Это почти десять километров топать в такую погоду с нашим-то снаряжением? Нет, милый. Разве только ты хочешь потренироваться перед десятиборьем… Пойду спрошу начальника станции, авось он поможет.

Все оказалось значительно проще, чем мы думали. Над нами сжалился руководитель ближайшего совхоза и послал сани, запряженные парой добрых коней.

Возница в барашковой шапке и с кнутом, подкрутив усы, уверенно сказал:

— Кони отдохнули, только сядете и не заметите, как долетим до места.

Его предсказанию, однако, не суждено было сбыться.

Ветер свистел в ушах, снег залеплял лицо. Возница что-то выкрикивал, лошади фыркали и не хотели двигаться вперед. В завывании метели я не слышал, что кричал возница, но по интонациям его голоса догадывался, что вряд ли это были самые нежные слова. Только я хотел его об этом спросить, как кони рванули, отчаянно заржали и стремглав понеслись.

Это было так неожиданно, что я упал, ударившись головой в Суржина, который сидел за мною; удивительно, что он еще не выпал из саней. Этого, увы, не избежал возница. Он вылетел в снег, кони помчались дальше, и сквозь шум метели за нами были едва слышны его отчаянные крики.

Первым опомнился Преворов. Он вскочил, но тут же уронил вожжи, которые, к счастью, запутались на козлах. Злость придала мне отваги: единым взмахом я перескочил на козлы, крикнул, чтобы никто не поднимался и, схватив вожжи, закричал во весь голоса «…Тп-рр… Стой… Эх, черти!» Все было напрасно. Тогда я уперся ногами в передок саней, отогнулся, сколько мог, назад и со всей силой натянул вожжи. Лошади зафыркали и постепенно замедлили бег. Тут на помощь пришли друзья, и объединенными усилиями нам, наконец, удалось остановить разгоряченных коней.

Никто не мог понять причины этой сумасшедшей езды. Развернулись и поехали обратно. Издалека долетали отчаянные крики возницы, и когда мы с ним встретились, он ругался, хоть уши затыкай, и грозил кому-то кулаком.

— Черт-те знает что, такого еще не бывало! Какой-то дьявол на нас порчу напустил…

— Верите в нечистую силу? — смеялся Курилов, глядя на ругающегося возницу.

— Какой-нибудь хищник? — гадал Суржин.

— Тогда бы мы его должны были видеть, — возразил Преворов.

— И ты еще считаешь себя охотником, — с усмешкой сказал Суржин. — Пора бы знать, что у зверей нюх куда тоньше, чем у тебя…

— Остается только выяснить, какие хищники здесь водятся. Узнаем у лесничего, — сказал я.

Возница занял свое место на козлах, и через полчаса мы, наконец, добрались до дома лесничего, залитого электрическим светом. На пороге нас встретил лесничий Юрий Васильевич Богданов, пышущий здоровьем мужчина, гладко выбритый, с выразительно очерченным ртом. Приветливо улыбаясь, он искренне извинялся:

— Мне стыдно, что я вам не выехал навстречу, но мне это никак не удалось. Как в сказке, лошади ни за что не дали себя запрячь.

— Зато наши неслись наперегонки с ветром, — заметил Курилов и поинтересовался, почему его лошади оказались столь непослушными.

— Ничего не могу понять. Как только конюх привел их к саням, начали фыркать и отчаянно лягаться. Попытался их запрячь сам, и по-хорошему, и по-плохому — все напрасно. Пришлось капитулировать перед упрямыми кобылами… — Лесничий беспомощно развел руками. Было видно, что он огорчен. Со вздохом добавил: — Очень перед вами виноват, друзья… Но, пожалуйста, пойдемте в дом.

Нас встретила хозяйка и двое юрких мальчишек. Сложив вещи, мы привели себя в порядок и сели ужинать в просторной комнате.

Аппетит был хороший, мы вовсю работали за столом, разговор смолк. После еды он разгорелся с новой силой и, разумеется, прежде всего коснулся нашей сумасшедшей езды. Нас интересовало, не могли ли лошади учуять волка или медведя.

Лесничий нерешительно сказал:

— Разве что медведя…

Постепенно разговор перешел на завтрашнюю охоту, в которой должно было принять участие девять стрелков и сорок пять загонщиков. Разгорелся спор, как лучше расположить силы, а я решил покинуть охотничьих стратегов и вышел из избы, чтобы на свежем ветре немного охладить голову, разгоряченную в сильно натопленной комнате несколькими стопками водки.

Ночь была без звезд. Метель уже улеглась где-то за горушкой в белую постель, раскиданную в низине. Я с наслаждением вдыхал свежий чистый воздух. Снежные перины, которые сегодня разорвались на небесном куполе, одарили землю таким теплым покрывалом, что, казалось, защитили ее от ледового дыхания наступающей зимы.

Прохаживаясь около дома, я неожиданно услышал голоса и смех. Яркие огни, которые нас вчера так приветливо встретили, уже погасли, и очертания здания погрузились во тьму. Лишь несколько окошек светилось. Любопытства ради я к ним приблизился.

Из полуоткрытой форточки одного окна, оседая на слегка замерзшем стекле, тянулся слабый дым. Я не видел, кто находится в комнате, но было слышно, как там разговаривали:

Молодой мужской голос несколько раз повторил:

— …удалось, удалось… Вот уж повезло, проклятье…

— Еще как! — хрипло захохотал другой, и тотчас же раздался голос еще одного:

— Перестань! Теперь ты выиграл пари и смеешься, но подождем до завтра. Видали, как все получилось? Гостей из Ленинграда пришлось везти на совхозных санях…

— Только не чертыхайся, старый. Иначе я за тебя много не дам, а будешь молчать, все обойдется, — ответил тот, который до этого смеялся.

— Зачем ты, собственно, все это затеял? — опять спросил молодой голос.

— Разве ты не понимаешь шуток? — хрипло ответил тот, которого спрашивали.

— Шутки — шутками, а хулиганить зачем? И молодого в грех вводишь… — сказал третий.

У меня нет привычки подслушивать, но на этот раз я изменил доброй привычке и осторожно приблизился к окну: ведь речь явно шла о нас… Сквозь замерзшее окно с трудом различил три смутные фигуры. Одна из них замахала рукой, и я услышал:

— Бутылку водки заработали. И насмеялись за чужой счет тоже вдоволь. А теперь за дело. Советую быстро уничтожить все следы медвежьего сала, будь оно неладно. Я согрею вам воду. Не дай бог, лесничий завтра утром вздумает осмотреть сани…

С трудом удержался я от желания войти в комнату. Ведь я понял, что они натворили. Мне было известно, что лошади не переносят запаха медвежьего сала и ни за что не приблизятся к предмету, который им намазан. Вот почему Богданову не удалось запрячь своих лошадей! И хоть я собственными ушами слышал, что это была лишь шутка, не оставалось ни малейшего сомнения в их явно недобрых намерениях. У меня были все основания «поблагодарить» шутников, но после некоторых размышлений я решил