ввиду важности ее велено объявить всенародно с поименным обозначением всех ее участников. — Головин обвел глазами приглашенных. Те слушали его сосредоточенно, понимая, какая ответственность на них возлагается.

— Велика честь возглавлять такое грандиозное предприятие, ваше превосходительство, — наконец промолвил Беринг, низко кланяясь. — Мню я, что все силы будут положены, чтобы все предначертания августейшие выполнить всемерно.

Чириков в знак согласия со словами капитана-командора тоже низко поклонился.

— Ступайте, господа, — сказал Головин, — и не мешкая приступайте к делу.

* * *

Великая Северная экспедиция продолжалась с 1733 по 1743 год. За этот период были описаны берега Северного Ледовитого океана от реки Печоры до мыса Баранова, открыты северо-западные берега Северной Америки, описаны также часть Курильских островов и побережье Охотского моря. Все это было совершено усилиями русских мореплавателей, которые где по морю, где посуху шли вперед и достигали цели, перед ними поставленной.

Немалый вклад внесли также участники так называемого сухопутного, или «академического», отряда, которым мы обязаны сведениями о населении Сибири, истории ее освоения и исследования, о природе, особенно растительности, и многом другом.

Академики Г. Ф. Миллер и И. Г. Гмелин проделали длинный и трудный путь до Якутска, где наметили обосноваться. К тому же Миллер почувствовал серьезное недомогание. Адъюнкт Стеллер и С. П. Крашенинников, прославившийся впоследствии своим описанием Камчатки., отправились дальше, с тем чтобы выполнить то, что предписывалось инструкцией Гмелину.

* * *

В комнате было сильно натоплено — на дворе стоял трескучий мороз. Распахнув сюртуки, Миллер и Гмелин, каждый за своим столом, работали над записями. Миллер время от времени переставал писать и, приложив перо к носу, задумывался. На листе бумаги, лежащем, перед ним, было написано: «Мы заехали в такие страны, которые от натуры своими преимуществами многие другие весьма превосходят, и для нас почти все, что мы видели, новое было. Мы подлинно зашли в наполненный цветами вертоград (В старину так называли сад), где по большей части растут незнаемые травы; в зверинец, где мы самых редких азиатских зверей в великом множестве перед собой видели; в кабинет древних языческих кладбищ и тамо хранящихся разных достопамятных монументов. Словом, мы находились в такой стране, где прежде нас еще никто не бывал, который о сих местах свету известие сообщить мог. А сей повод к произведению новых испытаний и изобретений в науках служил нам не инако, как с крайней приятностью…»

— Послушайте, Иоганн, — произнес Миллер, обращаясь к Гмелину, — мне все время не дает покоя одна мысль…

— Что за мысль, мой добрый друг? — спросил Гмелин, не отрываясь от работы.

— Отвлекитесь немного от ваших трудов, Иоганн, и послушайте меня, — настойчиво попросил Миллер, отодвигая рукопись, над которой он работал. Он извлек из кипы бумаг документ и положил его перед собой. — Послушайте, что говорится в сем документе, это крайне интересно.

Гмелин развел руками и, отложив перо, принял удобную позу, зная по опыту, что от Миллера быстро не отделаешься.

— Я готов слушать вас, Герард.

Миллер взял в руки документ, который лежал перед ним, и начал его читать: «С Ковыми реки я, Семейка, на новую реку на Анандыр для прииску новых неясачных людей месяца сентября в 20 день идучи с Ковыми реки морем на пристанище торгового человека Федота Алексеева чукосьи люди на драке ранили, и того Федота со мною, Семейкою, по морю разнесло без вести, и носило меня, Семейку, по морю после Покрова Богородицы всюду неволею и выбросило на берег в передний конец за Анандыр реку.

А было нас на коче всех двадцать пять человек, и пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы. А шел я, Семейка, с товарыщи до Анандыри реки ровно десять недель и пали на Анандыр реку близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет, и с голоду мы бедные врозь разбрелись.

А с Ковыми реки идти морем на Анандыр реку и есть нос вышел в море далеко, а против того носу есть два острова, а на тех островах живут чухчы, а врезываны у них зубы, прорезываны губы, кость рыбей зуб. А лежит тот нос промеж сивер и полунощник, а с Рускою сторону носа признака: вышла речка, становье тут у Чухоч делано, что башни из кости китовой. А доброго побегу от носу до Анандыри реки трои сутки, а боле нет, а идти от берегу до реки недале, потому что река Анандыр пала в губу…»

— Что сие означает? — с удивлением спросил Гмелин. — О чем толкует сей документ столь замысловато?

— О, любезный Иоганн, я не стал бы занимать ваше внимание пустяками, поверьте, — с некоторой долей торжественности сказал Миллер, потирая руки от удовольствия. — Мне посчастливилось обнаружить сию отписку, доподлинно писанную якутскому воеводе некиим казаком Семеном Ивановичем Дежневым чуть ли не сто лет назад.

— Скажу по чести, добрый друг, больше половины из того, что вы зачитали, я не уразумел, — откровенно призвался Гмелин. — Не находите ли вы, что писан сей документ путанно и неразборчиво? На самом деле он зам кажется столь важным?

— Я тоже, впервые читая, озадачен был изрядно, — в свою очередь признался Миллер, — но со временем разобрался в нем и нахожу сие не только ясным, но и чрезвычайно важным для гиштории, о чем с охотою поясню, если у вас достанет терпения.

Гмелин наклонил голову в знак того, что он готов со вниманием слушать собеседника.

— В сей отписке сказаны сведения важные и неожиданные не только для меня, но и для всех, кого касаются дела российские. Теперь мне стали понятны слухи, коими, по рассказам, полнилась земля сибирская еще много лет назад. Ходили упорные слухи о русских, сплававших от Колымы на восток до Анадыря. Откуда брались слухи, никто не ведал из служилых людей, тем паче из бояр. Теперь разумею я доподлинно, что причиною тому было плавание казака Семена Дежнева с товарищами, кое имело быть в 1648 году, как показано в челобитной его, писанной якутскому воеводе.

— О, мой добрый друг, — поднимаясь из-за стола, прочувствованно произнес Гмелин, перебивая Миллера, — позвольте принести первым свои поздравления со столь знатной удачей. Будучи соратником вашим на ниве учености, радуюсь сему открытию неожиданному и льщу себя надеждой, что оно прольет свет на сию туманную страницу гиштории российской и вместе с тем прославит и ваше высоко достойное имя. — Он подошел к Миллеру, взял его руки и энергично встряхнул их несколько раз.

— Благодарю вас, Иоганн, благодарю за добрые слова, — сказал Миллер, — но выслушайте