который в свое время поклялся арестовать главаря банды, прославившейся на всю Францию дерзкими ограблениями. Они совершались всегда по пятницам, когда из банков в специальных фургонах доставлялись на заводы крупные суммы денег. Именно поэтому Муш получил свое второе прозвище — Пятничный толстяк. Ле Гофф сдержал клятву, и сейчас убийца не мог отвести взгляда от того, кто взял над ним верх.

— Есть одно препятствие, Сарте, — сразу же начал Мартен. — В последнюю минуту ваш адвокат сообщил, что не сможет приехать. Так что если вы хотите перенести нашу встречу…

Муш пожал плечами:

— Как вам будет угодно, господин следователь!

— Ну что ж, — проговорил тот. — Мы подходим к концу, Сарте. Ваше дело скоро будет передано в следственную палату. Однако перед тем, как его закрыть, мы с комиссаром хотели бы узнать, что означает ваше письмо.

Мартен помахал в воздухе листком бумаги.

— Почему именно сейчас, черед год после вашего ареста, вы решили сознаться в убийстве инспектора Лармено?

— Потому что его убил именно я.

Ле Гофф сделал шаг по направлению к Мушу, потом застыл на месте, сверля его взглядом своих бледно-голубых глаз.

— Скажите лучше, что вы вдруг решили покрыть своего сообщника Жозефа Кюрвье по прозвищу Джо Костыль, — проговорил он хриплым от постоянного курения голосом. — Именно этого вы хотите, Сарте. Но ведь и мы не дураки. Нам уже давно известно, что автомат, из которого был убит Лармено — любимое оружие Кюрвье.

— Вы лучше моего знаете, что это ничего не доказывает, господин комиссар, — с ухмылкой возразил допрашиваемый. — Кюрвье до сих пор ни в чем не сознался. Даже в том, что мы с ним были знакомы. Кроме того, вы должны понимать, что любой человек может воспользоваться любым оружием. В тот день автомат взял я.

— Нет! — крикнул Ле Гофф, и следователь вздрогнул от неожиданности. — Нет! Вы не убивали Лармено. Мне неизвестна причина ваших запоздалых признаний, только вы этого не делали! Вы достаточно замазаны убийством старшего инспектора полиции Врийяра и решили взять на себя часть вины сообщника, понимая, что в вашей судьбе это уже ничего не изменит!

— Попробуйте это доказать! — прервал его Муш, — Я сознаюсь в убийстве, Кюрвье нет. Что же из этого следует?!

— Подумать только! — вмешался следователь. — Что такое, Сарте? Профессиональная солидарность?! Это отдает дешевой романтикой.

Убийца наконец посмотрел в его сторону.

— Разве моей головы вам недостаточно, господин следователь?! Вам нужна еще и голова Кюрвье?

Ле Гофф подошел к Мушу еще на шаг и теперь почти касался его. Его губы скривились от ярости, и он прорычал:

— Я победил вас, Сарте. Вас и вашу банду. И над Джо я тоже возьму верх. Я заставлю его признаться в убийстве и отправлю на гильотину!

Его палец уперся в грудь Муша.

— Вы можете признаваться, в чем угодно. Мы оба знаем, что в Лармено стрелял Джо Костыль.

— Докажите!

Не переставая вызывающе улыбаться и даже не пытаясь выглядеть убедительным, убийца цинично добавил:

— Вы хотите лишить жизни невиновного?! И это ваше хваленое правосудие?!

— Какая муха вас укусила, Сарте? — настаивал следователь. — Почему вы решили написать мне? Чего вы хотите добиться?

Секретарь перестал стучать по клавишам машинки. Сбитый с толку внезапно наступившей тишиной, Муш взглянул на него и вновь ухмыльнулся:

— Считайте, что всему причиной угрызения совести.

В руке Ле Гоффа сухо щелкнула сломанная спичка. Вновь послышался монотонный стук пишущей машинки. Следователь вздохнул:

— Почему вы не хотите нам помочь? Вы же понимаете, что ваше положение безнадежно. Но содействие нам может смягчить вердикт присяжных. Как вы полагаете, комиссар?

Ле Гофф внимательно посмотрел на свою сигарету. Он не хотел опускаться до подобной лжи. К тому же он заранее знал, что убийца не попадется в эту ловушку. Так и получилось.

— Прекратите болтовню, господин следователь, — проговорил Муш. — Всем нам прекрасно известно, что я погорел. Если среди твоих охотничьих трофеев значится полицейский, тебе уже не выпутаться. Смягчающих вину обстоятельств в таких случаях просто не бывает. Никогда. Так что как-нибудь утром вам придется встать очень рано, чтобы полюбоваться, как мне отрубят голову.

Слегка повернувшись, он добавил:

— И вам тоже, господин комиссар.

В глазах полицейского появился блеск, но голос его оставался спокойным, даже бесстрастным:

— Я приду, Сарте. Я буду там вместо Лармено, Врийяра, их жен и детей. Я приду.

Их взгляды скрестились. Следователь, взглянув на них, протянул руку к секретарю, и тот, вытащив из машинки лист, передал его своему начальнику.

— Прошу подписать ваше признание, Сарте.

Секретарь сунул Мушу ручку, а следователь протянул ему протокол, положив его на папку. Убийца поставил подпись, не читая. Мартен кивнул на него жандармам, которые все это время подпирали спинами дверь:

— Уведите!

Стальная цепочка сверкнула в свете лампы, и только в этот момент Муш заметил, что в комнате включили электричество. Стоял конец апреля, и хотя в этот еще непоздний час на улице было светло, в кабинете стало темновато. Муш пошел вслед за рыжим жандармом к двери и, пока тот ее открывал, услышал за спиной голос следователя:

— Еще не поздно вернуться к вашим так называемым признаниям, Сарте. Вам это зачтется.

Тот, кого газеты окрестили Пятничным толстяком, медленно повернулся. Он прижал локоть к карману, чтобы находившийся там предмет наверняка не был виден, и упрямо наклонил лоб.

— До свидания, господин следователь. До свидания, комиссар. Мне очень жаль, но в тот день автомат был у меня. И ни у кого другого.

Жандарм натянул цепочку, и убийца переступил порог.

— Минутку, Сарте!

Во рту у него вдруг пересохло. Он повернул голову в сторону Ле Гоффа, отдавшего приказ. Комиссар задумчиво смотрел на убийцу. Внезапно тому показалось, что наметанный глаз полицейского задержался на кармане его плаща. По спине Муша побежал холодный пот, но его губы по-прежнему были растянуты ядовитой усмешкой. Игра шла по крупной. Ставкой в ней была его жизнь. Неужели проклятый легавый все-таки догадался?! Может быть, издалека карман выглядел подозрительно?

Муш откашлялся и поинтересовался:

— Да, мсье комиссар? Что вам угодно?

Он приготовился к самому худшему: к обыску и неизбежному обнаружению свертка. Но Ле Гофф проронил всего лишь:

— Правду о Кюрвье.

Убийца с трудом подавил чувство облегчения.

— Я уже сказал вам правду, господин комиссар. Автомат был у меня…

Тот остановил его движением руки.

— Как хотите, Сарте. Но я все равно докажу вину