спины, одну вручила Алексею и, сказав: «Не пролей», — освободившейся рукой стала расстегивать его джинсы.
— Любимый мой, Хочу тебя, хочу, хочу, хочу…
Он путался в одежде, срывая ее с себя и вытягивая из-под прижавшегося к нему Катькиного тела. Наконец, освободившись от всего, почувствовал, что освободился и от черного ящика в памяти, давившего и разламывавшего своими углами его голову всю эту ночь. Не было больше ничего, кроме любимой Катьки, ее жадных глаз и быстрых рук.
Когда Катька, пошатываясь, сползла с дивана и залезла в мягкое кресло, одновременно наливая водку и грызя орешки, Алексей взял сигарету и пошел на кухню. Ужас, сопровождавший его до самого приезда домой, отступил. Он чувствовал себя свежим и полным сил, словно выкупался в проруби, растерся жестким свежим полотенцем и выпил стакан перцовки. Выпил, впрочем, он и так уж немало, а в комнате его ожидало продолжение.
«А почему, собственно, меня должны найти? — думал он. — Никто не знает, что я там был, никто, кроме покойников, — он вздрогнул, — меня не видел, следы… Даже если найдут тайник, во что трудно поверить, — часть пути он протопал по болоту по щиколотки в черной стоячей воде, — отпечатки мои вряд ли там есть: я все делал в перчатках. Да и с чего это будут искать именно меня? В картотеке трофейщиков меня почти наверняка нет, если только стукнет кто, когда всех начнут трясти…»
«… А ведь могут начать. Земля-то разрыта профессионально — тут вопросов не будет, кто и зачем. Потрясти могут, но почему это должен быть именно я? Синяки — да, конечно, и ребята меня видели ночью. Ну, ребята здесь, положим, ни при чем, их-то допрашивать не станут. А мне нужно отсидеться, пока лицо не заживет…»
«… Да, обосрался я капитально. Надо же, как это страшно — в человека… Хотя какие они люди? Бандиты. Всегда говорил — стрелять таких надо. Вот и пострелял… А что же все-таки они делали там? Тоже искали, что ли? Ладно. Забыть, как кошмар».
— Куда ты от меня убежал? — спросила Катька, когда Алексей вернулся в комнату.
— Вот он я, весь как есть. Кать, слушай, может, поживешь у меня недельку?
— Ну-у-у… Леш, у меня же работа, репетиции, дела всякие…
— И сегодня работа?
— Сегодня я буду спать! С тобой!
— Серьезно, поживи. Я хочу неделю посидеть дома, вообще на улицу не выходить. Эксперимент проведу по полному оттягу. Кать, оставайся, деньги у меня есть — отец неделю назад уехал, оставил. Да и я кое-чего заработал.
— Ладно, посмотрим. Может, и поживу. А готовить кто будет?
— Раз я сижу дома, ты покупай, а я буду готовить. Yes?
— Посмотрим. Слушай, светает уже. Я ложусь. Укатали сивку крутые горки.
Ивана Давидовича Ревича разбудил телефонный звонок. У Вани сегодня был выходной день. Ночью он, как любил выражаться, «позволил себе» и сегодня хотел как следует выспаться, вдумчиво опохмелиться, отдохнуть, спокойно посмотреть телевизор. Все предпосылки для этого имелись — в кабинете спали музыкант Гена и Юраня, которые с удовольствием в любой момент дня и ночи готовы были идти в магазин и компанию составляли нескучную и неглупую. Иван Давидович поднял трубку и удрученно произнес: «Алло». — Ваня, здравствуй, извини, что разбудил. Это Виталий Всеволодович. Ты сегодня не очень занят? — Что вы, Виталий Всеволодович… Здравствуйте! Извините, я спросонок туго соображаю. Для вас я всегда свободен. — «Черти бы тебя взяли, — подумал он. — В выходной день сейчас будет напрягать». — Я вас слушаю. — Ванечка, нужна твоя помощь. За тобой сейчас заедут на машине. Это недолго, просто нужно проконсультироваться. На всякий случай соберись. — Хорошо, Виталий Всеволодович, у меня все собрано, я через десять минут буду готов. А что случилось? Что брать с собой? — Ванечка, за тобой заедут. Спасибо, выручил старика. Завтра приглашаю на обед. Позвоню вечерком, скажу куда и когда. Но это если ты, конечно, не будешь занят. — О чем речь, Виталий Всеволодович! Буду ждать вашего звонка. — Ну, счастливо тебе, до вечера. — До свидания. Иван Давидович посмотрел на часы. Семь утра. Вот дьявол! Ваня прошел в ванную, поплескал на лицо холодной водой, поскреб бритвой подбородок — из лени он носил усы, сокращая тем самым процедуру бритья почти вдвое, — почистил зубы. Войдя в кабинет, растолкал Юраню и сказал: «Слушай, мне нужно срочно съездить по делам, спите спокойно. Потом, если не лень, приберите немного и купите чего-нибудь опохмелиться. Мне оставьте, а лучше дождитесь. Вот деньги — на столе. Пока». Юраня, молча кивнув головой, снова уткнулся в спину музыканта Гены и мгновенно заснул. В дверь позвонили. — Здравствуйте, Иван Давидович. — Здравствуй, Коля. Зайди на минутку. Я в принципе готов. Слушай, а ты не в курсе, что случилось? Я в том смысле, что мне брать с собой. — Виталий Всеволодович просил передать, что произошел несчастный случай с его другом, сквозная рана, нужна консультация. Я вас туда и обратно мигом. — Так. — Ваня взял чемоданчик. — Ну, поехали. Коля, а далеко? — Да нет. Не очень. Невзрачная Колина «тройка» была невзрачной только с виду. Легко обгоняя редкие в воскресное утро машины, выехали на Кировский мост, пронеслись по Каменноостровскому, повернули налево и через десять минут были уже в Ольгино. Остановились у небольшого, скрытого деревьями и высокими кустами домика, и Коля сказал: «Ну, прибыли». Они прошли в дом. Ваня украдкой оглядывался и видел довольно бедную, обычную дачную обстановку: буфет с побитыми углами, деревянный некрашеный стол, продавленный раскладывающийся диван из самых дешевых, черно-белый телевизор с проволочкой вместо антенны у окна в углу, стены, оклеенные невзрачными бледно-зелеными копеечными обоями. — Иван Давидович. — Коля придержал его за плечо. — Он в соседней комнате. У него пулевое ранение в плечо, говорит, что ничего страшного, но вы уж посмотрите, пожалуйста. «Чем дальше в лес, тем больше дров», — подумал Ваня, но виду не подал и кивнул головой, сказав: «Ну, конечно, конечно». Коля показал рукой на дверь в соседнюю комнату. Войдя, Ваня оказался в малюсенькой клетушке, обстановка которой состояла из тумбочки, какие ставят между кроватями в пионерских лагерях, этажерки с книгами и металлической кровати с никелированными спинками. На застеленной кровати поверх одеяла лежал пожилой лысый человек, прикрывшись тонким пледом. Он был в джинсах, носках, выше пояса раздет, плечо забинтовано. Сквозь бинт проступало кровавое пятно. Лицо лысого было серо-зеленым, глаза внимательно смотрели на Ивана Давидовича. — Здравствуйте. Что случилось? — приветливо и по возможности бодро приветствовал
Ивана Давидовича Ревича разбудил телефонный звонок. У Вани сегодня был выходной день. Ночью он, как любил выражаться, «позволил себе» и сегодня хотел как следует выспаться, вдумчиво опохмелиться, отдохнуть, спокойно посмотреть телевизор. Все предпосылки для этого имелись — в кабинете спали музыкант Гена и Юраня, которые с удовольствием в любой момент дня и ночи готовы были идти в магазин и компанию составляли нескучную и неглупую. Иван Давидович поднял трубку и удрученно произнес: «Алло». — Ваня, здравствуй, извини, что разбудил. Это Виталий Всеволодович. Ты сегодня не очень занят? — Что вы, Виталий Всеволодович… Здравствуйте! Извините, я спросонок туго соображаю. Для вас я всегда свободен. — «Черти бы тебя взяли, — подумал он. — В выходной день сейчас будет напрягать». — Я вас слушаю. — Ванечка, нужна твоя помощь. За тобой сейчас заедут на машине. Это недолго, просто нужно проконсультироваться. На всякий случай соберись. — Хорошо, Виталий Всеволодович, у меня все собрано, я через десять минут буду готов. А что случилось? Что брать с собой? — Ванечка, за тобой заедут. Спасибо, выручил старика. Завтра приглашаю на обед. Позвоню вечерком, скажу куда и когда. Но это если ты, конечно, не будешь занят. — О чем речь, Виталий Всеволодович! Буду ждать вашего звонка. — Ну, счастливо тебе, до вечера. — До свидания. Иван Давидович посмотрел на часы. Семь утра. Вот дьявол! Ваня прошел в ванную, поплескал на лицо холодной водой, поскреб бритвой подбородок — из лени он носил усы, сокращая тем самым процедуру бритья почти вдвое, — почистил зубы. Войдя в кабинет, растолкал Юраню и сказал: «Слушай, мне нужно срочно съездить по делам, спите спокойно. Потом, если не лень, приберите немного и купите чего-нибудь опохмелиться. Мне оставьте, а лучше дождитесь. Вот деньги — на столе. Пока». Юраня, молча кивнув головой, снова уткнулся в спину музыканта Гены и мгновенно заснул. В дверь позвонили. — Здравствуйте, Иван Давидович. — Здравствуй, Коля. Зайди на минутку. Я в принципе готов. Слушай, а ты не в курсе, что случилось? Я в том смысле, что мне брать с собой. — Виталий Всеволодович просил передать, что произошел несчастный случай с его другом, сквозная рана, нужна консультация. Я вас туда и обратно мигом. — Так. — Ваня взял чемоданчик. — Ну, поехали. Коля, а далеко? — Да нет. Не очень. Невзрачная Колина «тройка» была невзрачной только с виду. Легко обгоняя редкие в воскресное утро машины, выехали на Кировский мост, пронеслись по Каменноостровскому, повернули налево и через десять минут были уже в Ольгино. Остановились у небольшого, скрытого деревьями и высокими кустами домика, и Коля сказал: «Ну, прибыли». Они прошли в дом. Ваня украдкой оглядывался и видел довольно бедную, обычную дачную обстановку: буфет с побитыми углами, деревянный некрашеный стол, продавленный раскладывающийся диван из самых дешевых, черно-белый телевизор с проволочкой вместо антенны у окна в углу, стены, оклеенные невзрачными бледно-зелеными копеечными обоями. — Иван Давидович. — Коля придержал его за плечо. — Он в соседней комнате. У него пулевое ранение в плечо, говорит, что ничего страшного, но вы уж посмотрите, пожалуйста. «Чем дальше в лес, тем больше дров», — подумал Ваня, но виду не подал и кивнул головой, сказав: «Ну, конечно, конечно». Коля показал рукой на дверь в соседнюю комнату. Войдя, Ваня оказался в малюсенькой клетушке, обстановка которой состояла из тумбочки, какие ставят между кроватями в пионерских лагерях, этажерки с книгами и металлической кровати с никелированными спинками. На застеленной кровати поверх одеяла лежал пожилой лысый человек, прикрывшись тонким пледом. Он был в джинсах, носках, выше пояса раздет, плечо забинтовано. Сквозь бинт проступало кровавое пятно. Лицо лысого было серо-зеленым, глаза внимательно смотрели на Ивана Давидовича. — Здравствуйте. Что случилось? — приветливо и по возможности бодро приветствовал