обращенному на рейд и стоящему на самом берегу; мы были представлены жене хозяина, очень любезной и весьма образованной англичанке.

За семейным обедом говорили о Гибралтаре.

Гибралтар построен маврами; еще в 714 году по Р[ождеству] Х[ристову]. Тариф Абензакка дал свое имя городу и горе, которая с сих пор стала называться Гибель-аль-Тариф, или Скала Тарифа. Испанцы, выгнав мавров, завладели сим местом и имя его превратили в Гибралтар. В 1704 году англичане отняли его у испанцев и укрепили как только было можно, хотя и при тех он считался уже неприступным. Обстроившийся у новых хозяев город объявлен свободным (porto-franco) и сделан складочным магазином меновой торговли. Купцы Германии, Франции, Италии, Греции и всего Средиземного моря не имеют никакой надобности везти свои товары далее Гибралтара, потому что, сбывая их там без пошлины, беспошлинно же получают все произведения северных морей. Оттого в прошлом 1823 году здесь было до 12 000 кораблей, из коих большая часть назначена была в Гибралтар, где живут консулы всех наций. В мирное время в нем содержится пять полков, что составляет 3000 чел. (считая по 600 чел. в полку), в военное – гарнизон удваивается, и тогда все содержание крепости восходит до 200 т. пиастров (1 000 000 руб.).

Теперь понимаю, подумал я, почему англичанам надобна эта голая скала. Англия оперлась на нее локтем, простирая руку в Средиземное море за Левантскою [7] торговлею.

Солнце уже было близко заката, когда мы с хозяевами поехали в коляске осматривать город. Что можно сказать о нем, – я уже сказал. Загородные дороги, высеченные в камне, очень хороши и с обеих сторон обсажены деревьями: тополь и кактус, похожий на лопаточный алой, составляют живые ограды дорог.

Уступы дороги вывели нас до 1/3 части высоты горы, т. е. почти на 70 саж. над поверхностью моря. Внизу под нами виден был на скате город, подле него сад, далее испанский берег, объемлющий полукругом Гибралтарский рейд, на котором корабли казались маленькими мошками. Заходящее солнце, бросая из-за гор последние свои лучи, рассыпало их по морю, которое подобно ковру, затканному золотом, развертывалось под ногами нашими. Проезжая далее, подвинулись мы к утесистому отрубу южной оконечности горы, названному мысом Европы. Дорога, идущая по западную сторону утеса, круто поворачивается на этом мысе на восточную его сторону и вдруг открывает обширность Средиземного моря и теряющийся в горизонте Африканский берег. По восточной дороге, в версте от поворота, стоит летний дом губернатора с прелестным садиком. Здесь светит только утреннее солнце: в 11-ть часов утра оно переходит гору, которая закрывает сама себя тенью на весь остаток дня. Но это одно только место, где можно найти прохладу в Гибралтаре: дорога оканчивается домом губернатора и далее гора неприступна.

Солнце садится здесь очень скоро и не оставляет за собою зари, так что переход от света к темноте почти без сумерек. Покуда мы выходили из коляски и сделали несколько шагов к утесу, чтобы посмотреть на море и ступить на самую южную точку Европы в этом месте, день сменился ночью, как театральная декорация, – мы поехали обратно. В самом деле, вся картина переменилась, город заблистал бесчисленными огнями по всей горе; Испанский берег во всем протяжении освещался различными фигурами и в разных направлениях от горящей для удобрения земли; огни на судах и все это освещение кругом залива отражалось в тихой поверхности моря и, переливаясь в легкой зыби, идущей от прилива, представляло какую-то волшебную иллюминацию. К довершению очарования, на краю бездны, не видя ничего под ногами и обманываемый колебаньем коляски, я воображал, что лечу под самым небом, на котором звезды, озаренные ярким блеском, невиданным в наших странах, казались от того вдвое больше и ближе над самою головою. То было совсем другое небо, другие созвездия! Наша Медведица двигалась медленно по самому горизонту – а ваша Полярная звезда, друзья мои, не много ее выше.

Из-под небес мы приехали домой пить чаю.

Здесь мы должны были в свою очередь рассказывать хозяевам наши русские обычаи, жизнь общества и прочее. Хозяйке более всего было занимательно описание костюмов наших дам; в особенности понравился ей русский простонародный наряд. Она обещалась нынешнею зимою наряжаться в маскарады в русское платье: для этого я нарисовал ей полную пару, начиная от кокошника до черевичков.

Мы хотели уехать на фрегат, но опоздали; городские ворота, запираемые с закатом солнца, хотя и были исключительно для русских отперты до десяти часов, но мы не видали времени, пролетевшего далеко за полночь; и так мы ночевали в трактире.

Письмо 2

Редкостей в городе, кроме самого города, нет; зато он один стоит которого-нибудь из семи чудес. Не хочу входить в подробности, что за городом есть сад, где стоит несколько бюстов, напоминающих англичанам великих людей и их деяния; что в городе есть две библиотеки, одна для гарнизона, другая для купечества; что есть плохой театр, где изрядные певицы, приехавшие из Лиссабона, сердятся вместе со слушателями на дурную музыку; не стану говорить о том, что на этом голом камне местами, в ущелинах есть садики и деревья; что жители воду пьют дождевую, а свежую привозят туда на ослах из Испании, что говядину им продает по контракту мароккский владелец – все это вещь обыкновенная: скажу нечто о крепости.

Гора имеет отлогость только с одной стороны, где стоит город; с востока к Средиземному морю и с севера к песчаному перешейку она возвышается совершенно отвесно. К отлогой стороне с моря изгибаются каменные укрепления, а к перешейку, в вертикальной 200-саженной стене, вырваны порохом казематы, служащие крепостью для обороны на Испанскую сторону.

Эту крепость и пошли мы смотреть. Мы взбирались туда по крутой улице, которая вела в старый мавританский замок, служащий входом в казематы. Во времена испанцев в нем существовала инквизиция; ныне толстые стены его сделались домами многих семейств, во внутренности их живущих, и весь он вообще превратился, с помощью нескольких новейших укреплений, в цитадель. С лишком тысячу лет башня и тройные стены замка стоят почти невредимы; кроме верхних частей и осыпавшихся углов в некоторых местах, камни слились в один состав, и ни время, ни испанские ядра, испестрившие стены сии, ни многочисленные переделки снаружи и в самой толстоте стен для жилья не могут отнять величественного вида, с которым возвышается замок над городом. Это Велизарий [8] в слепоте и нищенстве, но в котором узнает каждый бывшего защитника отечества.

Из замка крутая дорога, высеченная извилинами в скале, привела нас к входу в казематы. После несносного жара охватил нас холодный и