- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (9) »
Люблю. Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить. Ты –
любовь всей моей жизни.
Мы храним это в секрете, глубоко внутри. Это то, что в обычных
городах теряется первым, еще до прохождения Процедуры. Все эти
раны и странности, эти осколки, которые мы носим в себе – как
уродливые подарки – в ожидании того, кто был бы им рад.
Люблю. Мне все еще трудно произносить это слово, даже когда мы
наедине, даже спустя все это время. Мы создали свой язык, язык
прикосновений – когда мы прижимаемся друг к другу или касаемся
носами, целуясь. В эти моменты я зову его по имени – его
настоящему имени имени, которое дарит ощущение солнца, и
солнечного света, поднимающего туман высоко над деревьями, и
тумана, что устремляется ввысь, к небу.
Его тайное имя, которое принадлежит лишь мне и ему, лишь нам
двоим.
Майкл.
Говорила ли я ей когда-нибудь, что люблю ее?
Не знаю.
Не могу вспомнить.
Я думаю об этом каждый день.
Прости меня.
Тошнота теперь постоянна. Она подкатывает к горлу, когда я думаю о
ней; кислота поднимается от желудка, обжигая мне горло.
- Притормози, – прошу я Тэка.
Меня выворачивает позади автомобиля, который, судя по его
внешнему виду, уже давно не на ходу. Рядом – небольшая аптека, ее
голубой потрепанный навес пропитывает дождь. Темнеет
вертикальная неоновая вывеска, гласящая «Консультации и
диагностика», но маленький оранжевый знак все еще висит над
заржавевшей дверью: «Открыто». Секунду я размышляю над тем,
чтобы войти, выдумать какую-то историю, дабы достать еще один тест.
Просто, чтобы быть уверенной. Но это слишком рискованно, а я
должна сосредоточиться на Лине.
Я укрываюсь от дождя курткой и бегу обратно к фургону, чувствуя, что
мне полегчало.
Сточные канавы полны мусора, поток воды несет с собой обрывки
бумаги и одноразовые стаканчики прямо в канализацию. Я ненавижу
город. Жаль, что я не могу быть сейчас вместе с остальными, там, на
складе – упаковывать вещи, пересчитывать людей, измерять припасы.
Я хотела бы находиться где угодно, честное слово – пробираться
сквозь постоянно меняющиеся, вечно растущие Дебри; даже бороться
со Стервятниками.
Где угодно – лишь бы не в этом городе, с его серыми
возвышающимися зданиями и бухтами, подпирающими небеса.
Не здесь, где все мы похожи на муравьев.
В фургоне пахнет плесенью, табаком и, странно, немножко
арахисовым маслом. Я открываю окно.
- Что это с тобой? – интересуется Тэк.
- Плохо стало. – Я смотрю прямо перед собой, надеясь, что он не
станет больше задавать вопросов. Меня тошнит по утрам уже две
недели. Поначалу я думала, что это из-за стресса – Лина попала в
плен – и все пошло наперекосяк. Ожидание. Наблюдение. Надежда,
что ей удастся выбраться.
Терпение никогда не было моей сильной стороной.
- Ты выглядишь нездоровой, – говорит Тэк. И добавляет: - Что
происходит, Рэйвен? Ты..?
- Я в порядке. Просто сорвала к чертям желудок. Чертово вяленое
мясо.
Тэк слегка расслабляется. Он перестает сжимать руль так, что
костяшки его пальцев белеют, и напряжение на его лице пропадает. На
меня накатывает чувство вины, гораздо худшее, нежели очередной
приступ тошноты. Ложь – это защита, сродни иглам дикобраза или
когтям медведя. Жизнь в Дебрях сделала меня первоклассной
лгуньей. Но я не люблю врать Тэку.
Он практически единственный, кто у меня остался.
- Она твоя?
Такими были первые слова Тэка, адресованные мне. Я до сих пор
помню, каким он был тогда: еще более тощий, чем сейчас. С
большими руками. Два кольца в носу. Глаза полузакрыты, но
настороже – как у ящерицы; волосы ниспадают на переносицу.
Сидящий в углу изолятора: руки и ноги связаны, а лицо покрыто
укусами комаров, испещрено кровоточащими царапинами.
Я провела в Дебрях всего месяц. Мне повезло, и я нашла хоумстид
примерно через шесть часов после того, как покинула Ярмут. По
правде сказать, мне повезло дважды. Спустя неделю хоумстид
переместился на юг Рочестера, в Нью-Хэмпшир. Слухи о Рейде на
Дебри заставили всех понервничать. Я успела как раз вовремя.
Я должна была. Блу была едва жива, и я понятия не имела, как
прокормить ее. Я бежала в панике, не разбирая пути, пытаясь
спрятаться, скрыться – без припасов, ничего не зная и даже не
надеясь выжить. Моя обувь была тесной и оставляла кровавые
волдыри размером с четвертак всего после нескольких часов ходьбы.
Я не умела ориентироваться на местности. Я не следила за тем, куда
иду. Ощутив жажду, я не смела остановиться у ручья, чтобы попить,
потому что боялась, что заболею.
Идиотка. Если бы я не набрела тогда на хоумстид, я бы погибла. И она
вместе со мной.
Малышка Блу.
С самого детства я не верила в Бога: еще с тех пор, когда увидела, как
отец, схватив маму за волосы, с силой ударил ее лицом о кухонный
стол. Я помнила ярко-красные брызги крови на линолеуме и то, как
один из маминых зубов, белый и сияющий, заскользил по полу, точно
игральная кость. Уже тогда я знала: никто не присматривает за нами
сверху.
Но в свою первую ночь в Дебрях – когда лес распахнулся, словно
пасть, и я увидела неясные очертания огней в темноте, маленький
ореол их сияния среди стены дождя, и услышала добрый голос
Грэндма, укутывавшей одеялом мои плечи; когда Мари, которая
только что во второй раз родила мертворожденного ребенка, взяла
Блу на руки и приложила ее к груди, и тихо плакала, кормя ее; и я
знала, что мы обе спасены – в тот момент мне показалось, что я, всего
на секунду, поверила в Бога.
- Мне нельзя с тобой разговаривать, – ответила я Тэку. Хотя тогда я
еще не знала его имени. У него не было имени, не было
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (9) »