заявления — на вечный двигатель и самодвижущуюся бронированную повозку с пушкой. С ними разберись сам.
— Слушаюсь.
— Сколько у нас осталось нераспределенных средств?
— Сто рублей, Николай Николаевич.
— Есть что-нибудь толковое?
— Так точно. Проект руководства по конно-саперному делу.
— Замечательно. Петр Андреевич, спасибо, что уважили, — генерал с чувством пожал гладкую руку воздухоплавателя. — Без вас мне было бы трудно убедить несговорчивого изобретателя.
— Всегда рад помочь, ваше высокопревосходительство. Кстати, брат приобрел двух породистых рысаков. Не желаете глянуть в манеже?
— Всенепременно! И еще раз благодарствую.
Освободив десницу из генеральских лап, тезка первого российского императора кинулся догонять Можайского.
Отставной контр-адмирал неподвижно взирал на ледяную поверхность Невы. Река не вскрылась, но уже потемнела местами, предвещая скорый ледоход, а за ним весну и теплые дни. Вот только в душе моряка поселилась настоящая зима, не глядя на март. Денег больше взять негде. Достроить снаряд не на что. Долги отдавать нечем. Пенсии хватает только на съем крохотной квартирки за Обводным каналом и полуголодное существование. Отставные адмиралы и генералы жили за счет наследственных имений или за время службы прикупали землицы в личный пенсионный фонд. Все активы семьи Можайских безвозвратно вытянул аэроплан. Даже табак в трубке — последний. Жена умерла, у сыновей своя жизнь, внуков Бог пока не послал. К чему постылое существование? В такие критические дни, растягивающиеся в критические годы, когда ощущение тупика и безысходности заполоняет все вокруг, нет сил сражаться и двигаться дальше, на горизонте вдруг появляется добрый фей или злой дьявол, который предлагает помощь и неожиданный выход из ситуации. Точнее сказать, явление потустороннего существа случается в романах и сказках, в жизни чаще всего вообще никто не приходит, а человек сам выбирается из ямы или тонет в ней навечно. Рядом с Можайским нарисовался Петя Самохвалов, вполне плотская и земная особь, которую контр-адмирал меньше всего хотел видеть в сей момент и в недолгую оставшуюся жизнь. — Фу-ф, насилу вас догнал, Александр Федорович. Горазды вы шагать. Щуплая его фигура в сером английском пальто с английской же клетчатой кепкой на голове казалась нелепой на пронзительном мартовском ветру, сдабриваемом зарядами мокрого снега, рядом с монументальным контр-адмиралом в черной флотской форме, недобро разглядывающем воздухоплавателя сверху вниз через щелки пятнистых старческих век. — Вы изволили торопиться за мной, чтобы еще раз объяснить непригодность моего снаряда и бесцельность потраченных последних тринадцати лет моей жизни? Зря поспешали, сударь. Мне не интересно ваше мнение. — Нет! Да! То бишь — про ваш проект все сказано, незачем повторяться. А годы, право же, потрачены не зря. Вы накопили такой опыт, что не у каждого из европейцев имеется. Но у вас денег нет, у меня — есть. И летал я не раз, на глайдерах и аэростатах. Посему предложение имеется. Обсудим? Можайский пыхнул трубкой. — Предложение? От вас — мне? Это настолько невероятно, что я, пожалуй, выслушаю. — Объединяем усилия и строим аэроплан! — Петр даже руки в стороны расставил наподобие крыльев, сжимая в правой саквояж с обидными для контр-адмирала доказательствами его неправоты. — Мой? — Нет же. Проще новый создать, чем ваш переделывать. В нем неправильно решительно все. Проглотив очередную обиду, Можайский отрезал: — Тогда нам не по пути. — Но тут инженерное любопытство взяло верх, и он спросил: — У вас, очевидно, и чертежи есть, лучше моих? — Помилуйте, Александр Федорыч, откуда? В мире нет человека, который знает, как правильно устроить такой аппарат. Начинать придется с азов, собирать все публикации о чужих опытах, делать модели, строить планер, учиться летать на нем, подбирать двигатель. — Все равно, без меня. Моей жизни не хватит, чтобы начать заново и закончить. Так я и свой проект заброшу, и новый не осилю. — А как вы хотите остаться в памяти ваших будущих внуков, господин адмирал? Единоличным хозяином провального прожекта или соавтором первого в мире аэроплана? Держите, ознакомьтесь и завтра дадите мне свой окончательный вердикт, — Петр сунул саквояж в руку Можайскому. — Ну, по крайней мере, найдете ответы на многие из вопросов, что возникали при постройке вашего изделия. Теперь, эскьюземуа, позвольте откланяться. Холодно не по-весеннему, дома меня ждет горячий грог. Самохвалов порскнул по мостовой, размахивая тощей рукой в своем непривычном глазу английском пальто и вскрикивая «извозчик! извозчик!», а отставной изобретатель уставился на записку с адресом. Обреченно вздохнув, контр-адмирал выбил трубку и двинулся по набережной и далее по Невскому в сторону Обводного канала, уворачиваясь от брызг из-под колес проезжающих экипажей. У него не нашлось лишних денег даже на конку.
Отставной контр-адмирал неподвижно взирал на ледяную поверхность Невы. Река не вскрылась, но уже потемнела местами, предвещая скорый ледоход, а за ним весну и теплые дни. Вот только в душе моряка поселилась настоящая зима, не глядя на март. Денег больше взять негде. Достроить снаряд не на что. Долги отдавать нечем. Пенсии хватает только на съем крохотной квартирки за Обводным каналом и полуголодное существование. Отставные адмиралы и генералы жили за счет наследственных имений или за время службы прикупали землицы в личный пенсионный фонд. Все активы семьи Можайских безвозвратно вытянул аэроплан. Даже табак в трубке — последний. Жена умерла, у сыновей своя жизнь, внуков Бог пока не послал. К чему постылое существование? В такие критические дни, растягивающиеся в критические годы, когда ощущение тупика и безысходности заполоняет все вокруг, нет сил сражаться и двигаться дальше, на горизонте вдруг появляется добрый фей или злой дьявол, который предлагает помощь и неожиданный выход из ситуации. Точнее сказать, явление потустороннего существа случается в романах и сказках, в жизни чаще всего вообще никто не приходит, а человек сам выбирается из ямы или тонет в ней навечно. Рядом с Можайским нарисовался Петя Самохвалов, вполне плотская и земная особь, которую контр-адмирал меньше всего хотел видеть в сей момент и в недолгую оставшуюся жизнь. — Фу-ф, насилу вас догнал, Александр Федорович. Горазды вы шагать. Щуплая его фигура в сером английском пальто с английской же клетчатой кепкой на голове казалась нелепой на пронзительном мартовском ветру, сдабриваемом зарядами мокрого снега, рядом с монументальным контр-адмиралом в черной флотской форме, недобро разглядывающем воздухоплавателя сверху вниз через щелки пятнистых старческих век. — Вы изволили торопиться за мной, чтобы еще раз объяснить непригодность моего снаряда и бесцельность потраченных последних тринадцати лет моей жизни? Зря поспешали, сударь. Мне не интересно ваше мнение. — Нет! Да! То бишь — про ваш проект все сказано, незачем повторяться. А годы, право же, потрачены не зря. Вы накопили такой опыт, что не у каждого из европейцев имеется. Но у вас денег нет, у меня — есть. И летал я не раз, на глайдерах и аэростатах. Посему предложение имеется. Обсудим? Можайский пыхнул трубкой. — Предложение? От вас — мне? Это настолько невероятно, что я, пожалуй, выслушаю. — Объединяем усилия и строим аэроплан! — Петр даже руки в стороны расставил наподобие крыльев, сжимая в правой саквояж с обидными для контр-адмирала доказательствами его неправоты. — Мой? — Нет же. Проще новый создать, чем ваш переделывать. В нем неправильно решительно все. Проглотив очередную обиду, Можайский отрезал: — Тогда нам не по пути. — Но тут инженерное любопытство взяло верх, и он спросил: — У вас, очевидно, и чертежи есть, лучше моих? — Помилуйте, Александр Федорыч, откуда? В мире нет человека, который знает, как правильно устроить такой аппарат. Начинать придется с азов, собирать все публикации о чужих опытах, делать модели, строить планер, учиться летать на нем, подбирать двигатель. — Все равно, без меня. Моей жизни не хватит, чтобы начать заново и закончить. Так я и свой проект заброшу, и новый не осилю. — А как вы хотите остаться в памяти ваших будущих внуков, господин адмирал? Единоличным хозяином провального прожекта или соавтором первого в мире аэроплана? Держите, ознакомьтесь и завтра дадите мне свой окончательный вердикт, — Петр сунул саквояж в руку Можайскому. — Ну, по крайней мере, найдете ответы на многие из вопросов, что возникали при постройке вашего изделия. Теперь, эскьюземуа, позвольте откланяться. Холодно не по-весеннему, дома меня ждет горячий грог. Самохвалов порскнул по мостовой, размахивая тощей рукой в своем непривычном глазу английском пальто и вскрикивая «извозчик! извозчик!», а отставной изобретатель уставился на записку с адресом. Обреченно вздохнув, контр-адмирал выбил трубку и двинулся по набережной и далее по Невскому в сторону Обводного канала, уворачиваясь от брызг из-под колес проезжающих экипажей. У него не нашлось лишних денег даже на конку.