привела к свержению Фиделя Кастро, но и вызвала гибель 114 кубинских беженцев; была взята в плен большая часть личного состава, оставшегося от бригады, насчитывавшей 1500 человек. Эти действия поставили президента Джона Кеннеди, находившегося у власти всего лишь три месяца, в крайне затруднительное положение. Он унаследовал эту тайную операцию от своего предшественника Дуайта Эйзенхауэра, но именно он дал «добро» на вторжение на Кубу и понес всю ответственность за его провал. Кеннеди оказался в очень невыгодном положении на встрече в верхах в Вене в июне 1961 года с советским лидером Никитой Хрущевым, который грубо обошелся с молодым президентом.

За три месяца до появления Голицына на пороге дома Фрэнка Фрайберга в Хельсинки Кеннеди заменил Даллеса Джоном Маккоуном, бизнесменом с миллионным состоянием из штата Калифорния. Ричард Бис-сел-младший, разработчик вторжения на Кубу, возглавлявший директорат планирования, все еще оставался на посту заместителя директора по планированию, но вскоре его должен был сменить его заместитель Ричард Хелмс^[2].

Хотя в штаб-квартире с нетерпением ждали прибытия перебежчика, Фрайбергу и Голицыну предстояло пройти не одно испытание на пути в Вашингтон. Когда они прибыли вечерним рейсом в Стокгольм, выяснилось, что им необходимо переехать в другой аэропорт, расположенный к северу от столицы Швеции, чтобы попасть на самолет, вылетавший в Нью-Йорк. Голицын, оцепеневший от страха быть схваченным КГБ, отказался ехать в другой международный аэропорт. Следующий самолет вылетал из Хельсинки, и Голицын опасался, что на его борту могут оказаться сотрудники КГБ.

Обдумывая свой следующий шаг, резидент и его подопечные обосновались на конспиративной квартире в Швеции и провели там около двух дней. Наконец Фрайбергу удалось позаимствовать самолет атташе ВВС США, чтобы переправить на нем Голицына с семьей во Франкфурт. Тем временем управление безопасности ЦРУ направило группу из трех человек во главе со Стэнли Лэчем охранять перебежчика. К моменту прибытия Голицына во Франкфурт люди из управления безопасности, хотя Фрайберг их и не видел, были уже на месте.

Во Франкфурте Фрайберг и Голицын поднялись на борт самолета ВВС, который должен был доставить их в США. Это был «Либерейтор» («Освободитель»), старый бомбардировщик времен второй мировой войны, и после получаса полета на высоте 8000 футов дочь Голицына, плохо переносящая высоту, стала задыхаться. Фрайберг приказал летчику вернуться во Франкфурт, где он заказал билеты на коммерческий рейс американской авиатранспортной компании «Пан-Америкэн» через Лондон в Нью-Йорк. Потребовалось задержаться еще на один день, чтобы ЦРУ выправило новый паспорт для Голицына на другое имя.

Фрайберг и Голицыны вылетели затем в Лондон. Как только они приземлились, сотрудники английской Службы безопасности окружили самолет, чтобы обследовать его в связи со слухом о том, что на его борту находится бомба. Фрайбергу удалось убедить англичан оставить Голицыных в самолете, тогда как все другие пассажиры покинули салон. В конце концов воздушный лайнер вылетел в Нью-Йорк, но одиссея перебежчика, а заодно и Фрайберга на этом не закончилась. Плотный туман окутал Нью-Йорк, и самолет вынужден был взять курс на Бермуды. Еще большая группа сотрудников безопасности ЦРУ ринулась на остров, где Голицын оставался всю ночь.

На следующий день Фрайберг и Голицын наконец-то вылетели в Нью-Йорк. «К этому моменту я был сыт по горло этими самолетами, — вспоминал Фрайберг. — Мы поехали на вокзал и сели на поезд до Вашингтона».

Там их ждало знакомое лицо. «На Юнион-стейшн нас встретил Стимбоут Фултон, оперативный сотрудник, знавший Голицына. Его настоящее имя было Роберт. Он проработал со мной два года в Хельсинки. Встречался с Голицыным на нескольких дипломатических приемах». Русского. с семьей привезли в конспиративный дом на севере штата Вирджиния. Обессилевший Фрайберг снял номер в гостинице «Кей Бридж Мэриот».

Задача резидента заключалась лишь в том, чтобы увезти Голицына из Хельсинки и подальше от КГБ, не подвергая его опасности. Но, естественно, во время своего показавшегося бесконечным четырехдневного путешествия в Вашингтон этим людям пришлось беседовать друг с другом. Английский язык Голицына, все еще неуверенный, по мере практики улучшался.

То, что говорил Голицын, было лишь слабым штрихом, но и по отдельным фразам можно было судить о том, что им будет сказано впоследствии. На Бермудских островах Голицын сказал, что Голда Меир, в то время министр иностранных дел, а позднее — премьер-министр Израиля, — агент КГБ. «Он сказал, что одно очень важное лицо из Израиля находилось в 1957 году в Советском Союзе. У него сложилось впечатление, что этот израильтянин — агент КГБ. Он решил, что это Голда Меир, так как в то время она была единственным представителем Израиля, находившимся в Советском Союзе».

Фрайберг, вполне понятно, заключил, что Голицын склонен повсюду видеть шпионов, хотя он был, возможно, не столь бдителен, как тот сотрудник КГБ, который возглавлял службу безопасности в советском посольстве в Хельсинки. «Голицын сообщил мне, что этот сотрудник подозревал даже кошку, которая постоянно лазила через оконную решетку. Так или иначе, этот парень полагал, что кошку используют как средство проникновения в систему безопасности нашего посольства»^[3].

За эти четыре дня путешествия с Голицыным резидент заметил кое-что еще. «Он иногда путал имена. Например, он назвал мне имя одного действительно выдающегося финна, которого спутал с одним ортодоксальным финским коммунистом. У них были одинаковые фамилии — Туоминен. Пойка Туоминен, как планировалось, должен был стать премьер-министром Финляндии после советского вторжения в военную зиму 1939 года, но он не смог пережить этого и бежал в Швецию. Ерикки Туоминен был начальником финской полиции безопасности и коммунистом. Его выслали приблизительно в 1949 году как советского осведомителя. Голицын же сказал, что плохим был Пойка, а на самом деле это был Ерикки».

С самого начала Голицын был трудноуправляем. «Он был упрям, — заявил Фрайберг, — и не любил, когда с ним не соглашались. Он упрямо твердил, что не хочет встречаться ни с кем, кто говорит по-русски. Он страшно боялся любого говорящего по-русски».

Очевидно, у Фрайберга были свои личные опасения. Но как только Голицын прибыл в конспиративный дом в Вирджинии, с этим русским стали обращаться по-королевски. Его рассматривали как источник особой важности, и соответственно его посещали высшие должностные лица. В самом начале опроса Голицына к нему приезжал заместитель