- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (11) »
зерцало,
Где видит он, вечный, свой огненный лик!
О море, широкое, вольное море!
Ты шумно, как радость, глубоко, как горе;
Грозна твоя буря, светла твоя тишь;
Ты сладко волненьем душе говоришь.
Люблю твою тишь я: в ней царствует нега;
На ясное, мирное лоно твое
Смотрю я спокойно с печального брега,
И бьется отраднее сердце мое;
Но я не хотел бы стекла голубого
В сей миг беспокойной ладьей возмутить
И след человека – скитальца земного —
На влаге небесной безумно чертить.
Когда ж над тобою накатятся тучи,
И ветер ударит по влаге крылом,
И ал твой разгульный, твой витязь могучий,
Серебряным гребнем заломит шелом,
И ты, в красоте величавой бушуя,
Встаешь, и стихий роковая вражда
Кипит предо мною – о море! тогда,
Угрюмый, от берега прочь отхожу я.
Дичусь я раскатов валов твоих зреть
С недвижной границы земного покоя:
Мне стыдно на бурю морскую смотреть,
Лениво на твердом подножьи стоя.
Тогда, если б взор мой упал на тебя,
Тобою бы дико душа взлюбовалась,
И взбитому страстью, тебе б показалась
Обидной насмешкой улыбка моя,
И занято небо торжественным спором,
Сияя в венце громового огня,
Ты б мне простонало понятным укором,
Презрительно влагой плеснуло в меня!
Я внемлю разливу гармонии дивной…
Откуда?.. Не волны ль играют вдали?
О море, я слышу твой голос призывной,
И рвусь, и грызу я оковы земли.
О, как бы я жадно окинул очами
Лазурную рябь и лазурную твердь!
Как жадно сроднился б с твоими волнами!
Как пламенно бился б с родными насмерть!
Я понял бы бури музыку святую,
Душой проглотил бы твой царственный гнев,
Забыл песни неги, и песнь громовую
Настроил под твой гармонический рев!
Искра
Дикий камень при дороге
Дремлет глыбою немой;
В гневе гром, земля в тревоге:
Он недвижен под грозой.
Дни ль златые улыбнуться —
Всюду жизнь заговорит,
Всюду звуки отольются:
Глыба мертвая молчит;
Все одето ризой света,
Все согрето, а она —
Серым мхом полуодета
И мрачна и холодна.
Но у этой мертвой глыбы
Жизни чудное зерно
В сокровенные изгибы
До поры схоронено.
Вот – удар! Она проснулась,
Дикий звук произнесла,
И со звуком – встрепенулась
Брызга света и тепла:
Искра яркая вспрыгнула
Из темницы вековой,
Свежим воздухом дохнула,
Красной звездочкой блеснула,
Разгорелась красотой.
Миг еще – и дочь удара
В тонком воздухе умрет,
Иль живым зерно пожара
Вдруг на ветку упадет, —
Разовьется искра в пламень,
И, дремавший в тишине,
Сам ее родивший, камень
Разрушается в огне.
Долго дух в оцепененьи
Безответен и угрюм,
Долго в хладном онеменьи
Дремлет сердце, дремлет ум;
Долго искра золотая
В бездне сумрачной души,
В божий мир не выступая,
Спит в бездейственной тиши;
Но удар нежданный грянет —
Искра прянет из оков
И блистательно проглянет
Из душевных облаков,
И по миру пролагая
Всепалящей силой путь,
И пожары развивая,
Разрушает, огневая,
Огнетворческую грудь.
Возвратись!
В поход мы рядились; все прихоти – в пламень,
А сабли на отпуск, коней на зерно; —
О, весело шаркать железом о камень
И думать: вот скоро взыграет оно!
Вот скоро при взмахе блеснет и присвистнет!
Где жизнь твоя, ратник? Была такова!
Фонтанами влага багровая прыснет,
Расколото сердце, в ногах голова!
А кони – а кони – я помню лихова!
Казацкая прелесть; глаза – два огня;
Друзья любовались, и чаша донскова
Ходила во здравье донского коня.
Он ратный сочлен мой, я мыслил порою,
Я праведной чести с него не сниму:
Пол – бремени пусть он разносит со мною,
А славу добуду – пол – славы ему!
Уже мы если, снаряженные к брани,
Родным и знакомым последний привет;
Гремучие клики прощальных желаний
Летели, как буря, за нами вослед.
Друзья мне сулили в чужбине крамольной
За почестью почесть, кресты на кресты…
О други, простите! – Довольно! Довольно!
А что не спросили: воротишься ль ты?
Наперстники славы – мы дев покидали,
Любимых красавиц родной стороны,
И рыцарским жаром сердца трепетали
Под медным, тяжелым убором войны.
«Прости!» – прошептал я моей ненаглядной
У ног ее брякнул предбитвенный меч; —
Смутилась – и лепет волшебно – нескладный
Сменил ее тихую, плавную речь.
Не общим желаньем она пламенела, —
Нет, заревом чувства ланиты зажглись;
С последним лобзаньем в устах ее млело
Одно только слово, одно: «возвратись!»
Чу! грянули трубы; колонны столпились;
Радушно – покорны священному звуку,
Торжественно, дружно главы обнажились;
Ружье на молитву, душа к божеству!
В глазах просияла, протеплилась вера,
Небесною влагой намокли глаза:
По длинным, по мшистым усам гренадера
Украдкой сбежала красотка – слеза.
Вломились в чужбину незванные гости,
Железо копыт бороздило поля,
Обильным посевом ложилися кости,
Потоками крови тучнела земля, —
И выросли мира плоды золотые,
И снова мечи потонули в ножнах,
И шумно помчались в пределы родные
Орлы полуночи на рьянах крылах.
Обратно летел я с мечтою сердечной,
С кипучею думой: «там дева твоя!»
Друзья выходили толпою навстречной:
«Здорово, товарищ!» – «Пустите, друзья!
Меня вы хотели зреть в почести бранной,
А я только сердце домой воротил!»
Сказал – и спеша к моей милой, желанной,
Впервые ударом коня оскорбил;
Но он, благородный, обиду прощая,
Домчал меня метко к жилищу красы;
Влетел – все как было; пришельца встречая,
Приветно визжали знакомые псы,
И кланялись низко знакомые слуги,
И узнанный всеми, и встречен, как свой,
Горя нетерпеньем, к бесценной подруге
Ворвался я жадно в заветный покой.
Красавица вышла; – в восторге прижать я
Хотел ее к сердцу и ринулся к ней,
Но, кинуты в воздух, замерзли объятья,
И слезы вернулись назад из очей.
То злобно сжимались неверной уста,
То тихо струилась улыбкой
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (11) »