принялись лупцевать их лучами и плазменными шнурами, сокрушать разрядами, испепелять аннигиляторами и распылять резонансными импульсами… С тарелочек отвечали в основном руганью и какими-то острыми зелеными искрами. Действовали они странно — вместо того, чтобы разрушать корабли, больно стегали по нервным окончаниям, приводя разозленных землян уже в окончательное бешенство. По всему космосу стоял хряск и шип — тарелочки разламывались, поджаривались, взрывались и плавились. Но, что интересно, до самого последнего момента оттуда били зеленые искры и слышались оскорбления — лишь за секунду до полного уничтожения следовала вспышка зеленого огня, и все прекращалось — тарелочка летела дальше остовом мертвого обгорелого металла…

* * *

…Майор Радовски только стискивал зубы в ответ на поношения из стана пришельцев — тем мощнее выплеснулась его злость, когда дело дошло до драки. Его верный истребитель носился, как бич божий, истребляя все на своем пути — майор искусно управлял своим оружием! Так хороший боец в древние времена использовал на все сто процентов и копье, и меч, и щит, которым тоже можно глушить врага. Прорвавшись дальше всех в гущу расположения неприятеля, майор Радовски уворачивался от зеленых искр и крушил — на ближней дистанции и на дальней, вперед, назад и еще вбок. Наконец, утомившись от резни, он повис в пространстве, усеянном обломками чужих кораблей. Следовало перекурить.

…Может, утомление тому виной, может, еще что, но, когда впереди показалось одинокое блюдце, он не стал сразу распылять его — ему пришла в голову благая мысль взять в плен хоть одного врага.

— Эй, там — сдавайтесь, или сожгу! — буркнул он в транслятор, держа зеленую точку в перекрестье прицела.

— Э-э… Как это — сдавайтесь? — последовал вопрос.

Майор задумался — как объяснить такую простую вещь этой бестии? Наконец, отбросив всякие сомнения, он прорычал:

— Вылезай из тарелки и греби сюда — на Земле за все ответишь, паскуда!

Надо сказать, он был единственным из землян, кто додумался до этого в пылу битвы. Но, правда, пришельцы и не давали повода.

…Первое, что услышал Радовски, войдя в переходный тамбур, было мерзкое хихиканье — сидевшее (или стоявшее) существо тряслось, как желе:

— Хи-хи, мистер… Бить будешь?

— Заткнись! — прервал его возмущенный майор.

Вот низкая тварь — заподозрить его в подобном! Тварь выглядела крайне несимпатично — будто жаба-переросток с вылупленными желтыми глазками. Глаз было семь — по три с каждой стороны и один на макушке. Спереди торчала какая-то присоска. Заперев хихикающего инопланетянина в изолированный отсек (проще говоря, в сортир), Радовски с сознанием выполненного долга уселся перед пультом и, прежде чем доложить о себе командованию, зацепил стыковочным узлом «летающее блюдце» — как-никак, трофей!

* * *

Разгром был полный — от флота пришельцев не осталось ничего. Потери Земли составили в основном подбитые своим же огнем или потерпевшие аварию от перегрева — сейчас их экипажи болтались в скафандрах в открытом космосе, поджидая спасателей.

Усталые, но довольные, победители с песнями возвращались домой, где их уже ждала торжественная встреча, с охапками цветов и громом оркестров. Неделю после возвращения царило ликование и все были довольны. Военные — оказанными почестями, а ученым наконец-то достался образец инопланетной разумной фауны — хронически хихикающая семиглазая жаба величиной с комод. Кто-то из ученых даже снизошел до реплики: «Хорошо, хоть у одного солдафона достало мозгов захватить живой экземпляр». Хм… Ну, а майор Радовски получил очередное звание. И внеочередной отпуск.

На этом, может быть, и следовало поставить точку — хэппи энд в лучших традициях космической оперы. Но правда жизни не дает повода к эйфории…

2. Паразиты

Нетрудно представить себе удивление и возмущение подполковника Радовски, когда во время интимного свидания с роскошной блондинкой на фоне еще более роскошной южной природы ему на голую спину шлепнулось что-то холодное и скользкое.

— У-а-ау! — взревел он дурным голосом, чем привел блондинку в полное восхищение — она немедленно приписала этот взрыв эмоций своим достоинствам.

— Хи-хи, мистер… Бить будешь? — прозвучало в ночи, и подполковник застонал — знакомая зеленая образина плавала перед его взором, невинно помаргивая семью желтоватыми глазками.

— Закрой уши, дорогая, — вкрадчивым тоном обратился Радовски к своей подруге.

Она выполнила его просьбу, заодно зажмурив и глаза. Воздух начал сотрясаться, упруго сжимаясь и разжимаясь соответственно движениям гортани и языка подполковника — сквозь завесу тишины иногда доносились обрывки наиболее выразительных слов:… ать!… а!… у!… ы!!… ь!!!

Спустя некоторое время эмоции пошли на убыль и наступила пора холодного рассудка. Быстренько отделавшись от блондинки, Радовски вплотную занялся пришельцем. Трех минут допроса оказалось достаточно, чтобы понять, что ничего понять не удастся. Инопланетянин радостно булькал, хрюкал, и, конечно, хихикал, но ничего не объяснял. А было что! Три метра бетона и полметра стали, не считая сотен кубометров грунта, окружали место его пребывание в специальной камере за полторы тысячи километров отсюда. Тут уж явственно попахивало мистикой. «Дудки!» — сказал себе подполковник и, решительно схватив пришельца за подвернувшийся отросток, повел его в ближайший полицейский участок.

* * *

Тем временем в Управлении Информации (скромный псевдоним контрразведки) царила тихая паника. Служащие на цыпочках перебегали из кабинета в кабинет, доносилась приглушенная брань, звенели телефоны, рычали зуммеры, стучали телетайпы — все это в полной тишине (специфика накладывала отпечаток). Самый важный пленник за всю историю человечества был упущен!

Когда специалисты по допросам, оттеснив ученых квадратным плечом, начинали работу, никто не сомневался — незваный гость будет вывернут наизнанку и вытряхнут! Но неожиданно самые эффективные методы дали осечку — нет, допрашиваемый не молчал… Но лучше бы молчал! Своими репликами разумное земноводное доводило персонал до белого каления, и тот старался вовсю — но впустую. Чем сильнее было воздействие, тем яростнее поносил их инозвездник — за время пребывания он сильно обогатил свой словарный запас и применял свои знания на редкость изобретательно. О дальнейшем участники говорили противоречиво и путано, ссылаясь на естественное негодование и состояние аффекта. Но в последнем все были единодушны — мерзкая жаба исчезла в неяркой вспышке зеленого