в мире капитала не принято помогать друг другу из чистых побуждений. Только из корыстных. Вот почему полицейский, наблюдавший эту странную сцену, тотчас понял, ху из ху. Ибо только советский человек мог помочь старушонке, не ограбив ее при этом. А Макс даже дал ей три доллара на чай. В итоге — провал…

Вечером я получаю задание завербовать неосторожного русского.

Вербовка проходит в одном из наипрефешенебельнейших ресторанов. Серебро, золото, красивые, как лошади, женщины, ледяное шампанское.

Заведение тонет в розовом полумраке. Как водится, в углу сладострастно стонет блюз. В облаках сигаретного дыма, как всегда, движутся силуэты танцующих пар. Кельнер с чистыми ногтями приносит две головки лука, подает квашеную капусту и открывает бутылку водки. Затем он уходит. Это этикет.

Макс косится на молодую женщину за соседним столиком. Ее стройные ноги скромно закинуты одна на другую. Так принято в наших ресторанах.

— Твое здоровье, — киваю я Максу и отпиваю из бокала. — Тебя что-то беспокоит?

— Вот эти длинные ноги…

— Уж не задели ли они твой миокард?

— Да, Джеймс. Скажи ей, чтобы она их убрала.

— Может, лучше пригласить ее за наш столик, — коварно предлагаю я.

— Ни в коем случае! — пугается Макс. — А то меня больше за границу не пустят. Я и так слишком много себе позволил… Валенки вот деду купил. С тобой, цэрэушником, познакомился без санкции руководства…

— Ты сможешь позволить себе еще больше, если будешь работать на нас, — уверенно улыбаюсь я. — Счета в банках, виллы на берегах морей и океанов, не говоря об озерах, шикарные машины, личные яхты и самолеты… Не будь дураком, соглашайся!

Но Макса не охватывает волнение.

— Как не стыдно, Джеймс, — огорчается он. — А на вид ты порядочный парень. Я работаю только на патриотической основе. И давай не будем больше об этом.

— О’кей, — говорю я потрясенно.

Впервые за время моей службы в ЦРУ мне встречается человек, легко и непринужденно отказывающийся от красивой жизни. Вот она — загадочная русская душа!

— К тому же я мечтаю стать генералом КГБ, — извиняюще добавляет Макс. — Знаешь, как хорошо быть генералом?!

Мне эта мечта кажется несколько детской. Генералов у человечества и так слишком много, а в России их, по-моему, больше, чем крестьян! Но я лишь вымученно улыбаюсь и наполняю бокалы водкой.

Через неделю я получаю свой первый выговор за срыв вербовки. Меня лишают премиальных и переносят отпуск на зимнее время. Макса выдворяют из страны. Американские тюрьмы, как всегда, переполнены.

После возвращения на родину Макса, как человека политически созревшего, испытанного и проверенного в деле, направляют на своевременный срыв замыслов империалистических разведок. Он занимается слежкой за иностранцами и инакомыслящими, проводит большую общественную работу.

Мы тайно переписываемся.

8. На запад

Вскоре на столик вокзального ресторана шлепаются два блюда с манной кашей.

Однако приступить к трапезе мы не успеваем. Как раз в ту минуту, когда мы беремся за вилки, в заведение стремительно входят трое совершенно трезвых мужчин с профессионально безэмоциональными лицами.

Они быстро приближаются к нам, хватают Макса за руки, суют ему под нос нож. Макс дергается и кричит. Я тотчас наношу ближайшему ко мне верзиле хороший удар в живот и ничуть не удивляюсь, что грубиян летит на соседний столик, который с треском ломается пополам. Другой верзила, оставив Макса, бросается на меня, но получает в физиономию блюдо с кашей и, облизываясь, отступает назад.

— Не надо, Джеймс! — кричит Макс, но я уже выкидываю наемных убийц из заведения. За соседними столиками мне бурно аплодируют.

— Я все равно обречен, — продолжает Макс.

— У тебя есть выход — Запад! — говорю я. — Устроишься к нам в ЦРУ, контрразведчик ты крепкий.

— Без трудовой книжки?

— Выдадут чековую.

— Джеймс, — вздыхает Макс, — почему я должен тебе верить?

— Потому что у тебя нет другого выхода.

Макс задумывается.

Мы по-братски делим то, что осталось от ужина, расплачиваемся за погром и уходим черным ходом.

Купив в киоске вчерашние газеты, ложимся на пол в общем зале. Свободных мест на скамье нет.

Я, правда, предлагаю проникнуть в депутатскую комнату, благо фальшивых документов у меня полные карманы, но Макс честно отказывается.

9. Дай закурить, парень!

— Вставайте!

Голос идет откуда-то издалека, мы с Максом не обращаем на него внимания.

— Вставайте!

Голос становится более властным. Мы с Максом слышим его и ощущаем пинки в бок. Значит, мы не ошиблись. Едва успели забыться, как нас уже будят.

Мы открывает глаза. Усталый милиционер ласково попинывает нас сапогом.

— Документы!

Документов у нас при себе, естественно, не оказывается. У Макса потому, что нет, у меня потому, что выкрали во сне.

— Чтобы через минуту духу вашего здесь не было, — говорит нам милиционер и удаляется.

Мы с Максом бредем на привокзальную площадь, берем такси. Едем в мучуринские сады, в надежде забраться в какой-нибудь домик и выспаться там без помех.

Но фортуна не улыбается нам. Когда Макс перелезает через забор, звучит выстрел.

Подобно спелой груше, Макс тяжело падает вниз, стонет. В саду слышатся торжествующий вопль и нелитературная речь.

Я взваливаю Макса на спину и бегу в темноту, куда глаза глядят. Как вскоре выясняется, глаза мои глядят в сторону цыганского табора.

На звук моих шагов и жалобные стоны Макса из палатки выходит старая женщина.

— Мы охотники, — говорю я. — Мой друг нечаянно нажал на спусковой крючок и упал с забора.

— Дай рубль, парень, — отвечает цыганка.

Я даю ей рубль.

Цыганка прячет его в складки одежды и меряет меня оценивающим взглядом.

— Дай закурить, парень.

Я достаю сигареты. Цыганка закуривает, забирает пачку и жестом приглашает нас в палатку. В палатке темно. Слышится храп нескольких человек. Пахнет казармой и вольным образом жизни. Я кладу Макса животом вниз на старое одеяло. Макс постанывает и поскуливает.

Цыганка идет в угол палатки, возвращается оттуда с большим тазом, наливает в него воду и ставит на керогаз. Затем надевает на себя шапку-ушанку, начинает ждать. Сигарету изо рта она не вынимает.

Когда вода вскипает, цыганка приказывает мне снять с Макса брюки и посадить его в магический таз.

— Незримая сила излечит его, — говорит она. — Дай три рубля, парень.

Я достаю трешку и сажаю Макса в кипяток. Макс скрипит зубами, но мужественно терпит. Цыганка, впившись