Алексей Николаевич МошинДва мецената

I

Сергей Петрович Воронин служил в правлении N-ского страхового общества и зарабатывал довольно для того, чтобы жить с семьёй в полном достатке, если, конечно, не позволять себе чего-нибудь особенного; но он имел пагубную страсть собирать произведения живописи. Жил он скромно, не пил, не считая случаев, когда «необходимо бывает» выпить: в торжественных обстоятельствах, – и даже не курил; сам одевался и семью одевал так, чтобы только было мало-мальски прилично, – и всё-таки всегда нуждался в деньгах из-за своей пагубной страсти. Когда он обращался к кому-либо из знакомых с просьбой одолжить ему двадцать пять рублей до жалованья, – ему сначала редко отказывали: Воронин прежде аккуратно расплачивался; ему давали взаймы. но укоризненно качали головой, а некоторые приятели и прямо его упрекали:

– Опять какую-нибудь мазню присмотрел?.. Эх ты…

Один только знакомый, старик бухгалтер Мурзилов, находил извинение этой страсти Сергея Петровича. Мурзилов говорил:

– Каждый по своему с ума сходит. У каждого человека есть своя зацепка… А Сергей Петрович, при своей странности, человек достойный.

Воронин понимал толк в живописи. Многие известные художники знали его лично, потому что он приходил к ним в мастерскую, знакомился и говорил:

– Простите пожалуйста, что осмеливаюсь вас беспокоить… Но у меня страсть… Несколько мазков вашей кисти, – это моя мечта… Между тем, я не имею возможности затратить больше пятидесяти рублей… Может быть за эту сумму вы мне уступите какой-нибудь, самый незначительный, набросочек.

Если художник уже слышал о Воронине, – он охотно продавал ему за пятьдесят рублей этюд или эскиз, которые стоили гораздо больше. Если Воронин был художнику совсем неизвестен, – выяснялось сейчас же, как тонко понимает странный меценат в живописи, как верно угадывал он замыслы, грёзы художника по нескольким штрихам… Знакомство устанавливалось и Воронин уходил с этюдом. Иногда с него даже не брали денег совсем и, во внимание к его «охоте смертной при участи горькой» дарили ему этюд. Тогда Воронин старался изыскать всякие способы, чтобы не остаться в долгу перед художником: присылал тому что-нибудь в подарок «от неизвестного» или сам приносил несколько вещиц своего изделия: Воронин выжигал по дереву, недурно выходили у него и тиснения по коже, и некоторые другие кустарно-художественные работы.

Долго не решался Воронин пойти к художнику Зимину, старому профессору, слава которого гремела по всему миру. Но наконец решился пойти и к Зимину. Предварительно Сергей Петрович считал необходимым собрать деньжонок не меньше, как сто рублей. И с этой суммой было страшно к Зимину пойти, – это не то, что к Рамилову, который и за двадцать пять дал великолепный эскиз своей картины, или к Рубаченко, – который за пятьдесят уступил настоящую картину. Когда настал желанный час для Сергея Петровича и он, призаняв малую толику, положил в свой тощий кошелёк целую сторублёвку, – он не мог дождаться воскресенья, дня свободного от службы, а просто отпросился у начальника и поехал к Зимину.

Сергея Петровича провели в гостиную, и к нему вышел из мастерской художник в синей блузе поверх пиджака.

Зимин выслушал внимательно говорившего робко Сергея Петровича, взял сто рублей, попросил минутку обождать и вынес из мастерской маленький набросочек карандашом, вырванный из альбома и даже не подписанный.

– Вот вам… Больше ничего не могу.

Воронин взглянул на рисунок, подлинный рисунок великого художника и, приняв с благоговением маленький листок бумаги, поблагодарил за внимание к его просьбе.

Профессор пристально и серьёзно смотрел на Воронина и довольно сдержанно с ним простился. Но когда Сергей Петрович уже оделся в передней и собрался уходить, Зимин попросил его остаться на несколько минут и посмотреть его мастерскую.

Замирая от восторга, Сергей Петрович сбросил пальто и пошёл за художником в его мастерскую. Здесь профессор стал показывать Сергею Петровичу свои картины и оконченные, и только начатые, показывал этюды, эскизы, альбомы.

– Столько счастья вы дали мне, профессор, столько счастья… – благодарил Сергей Петрович.

– А как вам нравится вот эта? – спросил Зимин, показал небольшую свою картину «Тоска», которая была на прошлой выставке и вызвала много толков.

– Это… об этой картине так много говорилось, – скромно ответил Воронин.

– Ну, а ваше личное мнение? Откровенно…

– Откровенно, – это одна из самых лучших ваших работ, профессор… Мне кажется, вы писали эту вещь в наивысшем экстазе художественного творчества.

– Да… Так вам эта картина нравится… Вот что: рисунок, что вы у меня купили, стоит не дороже пяти рублей, – а вы заплатили сто…

– Полно, что вы… Разве можно так ценить художественные произведения… Да если б я был богат, – я 6ы…

– Пусть уж оно так и будет: пятирублёвый рисунок у вас останется за сто… А вот «Тоску» я вам дарю, – благо она вам нравится… Пожалуйста, пожалуйста, не отказывайтесь… Я в деньгах не нуждаюсь… А мне приятно, что эта вещь будет в хороших руках… Насколько я вас понял…

На прощанье Зимин сказал Сергею Петровичу:

– Вы меня извините, – я вас сначала за маклака принял… хитрый народ, – на всякие штуки пускаются… А теперь я рад, что с вами познакомился.

II

У Воронина собралась довольно богатая коллекция художественных произведений: рисунки карандашом и пером, этюды, эскизы масляными красками и акварелью, даже были картины; каждая вещь была в богатой раме, обдуманной строго, с любовью к тому произведению, для которого заказывалась рама; у Воронина было много вкуса. Сергей Петрович не умел успокоиться до тех пор, пока приобретённое им художественное произведение не вставлялось в раму. На рамы он так же сколачивал деньги, отказывая себе во многом из того, что в каждой заурядной семье считается необходимым, – он даже занимал деньги на рамы, как занимал, чтобы приобрести самое художественное произведение. И мало-помалу у непрактичного, нерасчётливого Сергея Петровича накопилось много долгов. Ему приходилось «переворачиваться из кулька в рогожу», занимать в одном месте, чтобы отдать в другом. Мало-помалу Сергей Петрович перестал быть аккуратным должником, – приходилось пропускать сроки, оттягивать платежи, – просить об отсрочке, – иногда клянчить, часто унижаться…

Но едва Сергей Петрович на несколько дней выбивался из трудного положения, едва он один или с женой забивался в угол своей гостиной, – он отдыхал душой, успокаивался.

Небольшая гостиная Воронина, она же и кабинет, была уютно обставлена. Дешёвые ткани кустарного изделия, дощечки и