героев дальневосточных рубежей. Для этого нужно было получить разрешение, и я нашел вдали от Хабаровска на железнодорожных путях окрашенный в защитный цвет бронированный штабной вагон начальника пограничных войск Дальнего Востока. Сухощавый, жилистый человек в военной форме, колюче посматривая на меня, ходил по ковровым дорожкам и говорил:

— На вашем месте я бы оставил все свои корреспондентские дела, надел бы шинель, взял в руки винтовку и этак месяца на три, а то и на четыре отправился к Карацупе…

— К какому Карацупе? — спросил я.

— Пришел из школы комсомолец Никита Карацупа с розыскной собакой Индус. — Начальник пограничных войск остановился, пыхнул папиросным дымом, испытующе поглядел на меня, словно желая убедиться, стоит ли метать бисер, и вдруг решительно подошел к настенной карте. Сильным движением руки он откинул серую матерчатую занавеску, и я увидел обозначения застав, комендатур и очертания самой границы. — Вот здесь! — показал начальник войск на синюю жилку петляющей среди сопок реки. В ее излучине виднелись разбросанные черные кубики построек, линии окопов и паутина дозорных тропинок. — Вот здесь служит Карацупа. Ну, что о нем сказать? Батрачил, пас скотину у кулаков, беспризорничал. В общем, жизнь у парня была тяжелая. К тому же он сирота. С детства, когда был еще пастушонком, полюбил собак, и собаки любили мальчонку. Когда подрос и пришло время идти в армию, Никита Карацупа выразил желание стать пограничником и обязательно заниматься собаками. Парень он был закаленный, и военком охотно направил его в погранвойска на Дальний Восток.

Я торопливо записывал рассказ начальника войск и мысленно представлял себе молодого следопыта. Он казался мне богатырского роста, силачом, с широкой грудью и могучими бицепсами.

Словно понимая, какую картину уже рисовало мое воображение, начальник погранвойск заметил, весело улыбнувшись:

— Не по своей вине с опозданием явился Никита Карацупа в пограншколу. Щуплый, худенький, низкорослый… Долго подбирали ему низенького коня — на большого трудно было ему влезать. Хуже было с собакой — всех собак уже роздали, и Карацупа остался без овчарки. Случилось так, что Никита нашел под мостом еще слепого щенка и тайком выходил его. Когда обнаружилось, что в школе живет неизвестная собака, поднялась тревога. Но собака всем понравилась, и командование школы доверило курсанту Карацупе воспитывать и дрессировать своего Индуса.

Начальник погранвойск выпустил изо рта густое облако папиросного дыма, разогнал его рукой, и я увидел его смеющиеся глаза.

— Я понимаю, — сказал он, — вам лучше иметь дело с уже знаменитым пограничником: прямо пиши — и в номер! Но я уверен, вы полюбите Карацупу. Вы много о нем будете писать, если, конечно, поживете с ним в казарме, походите в наряды, а то, может, и в погоне придется участвовать. Вот тогда, в деле, вы узнаете Никиту. Да! Особенно-то не рассчитывайте на рассказы самого Карацупы — кремень, молчалив. Очень молчалив. Сами смотрите, сами ходите с ним — вот тогда и будет толк…

Совет начальника погранвойск пришелся мне по душе. Я надел шинель, взял винтовку и очутился на заставе, где начальником был умный и смелый командир Усанов.

НОЧНАЯ ТРЕВОГА

Кирпичное одноэтажное здание в тени вязов, деревянная наблюдательная вышка, окопы, ряды колючей проволоки, конюшни, помещение для собак, посыпанный песком плац — вот, кажется, и все, что можно было увидеть на нашем берегу.

За пограничной рекой, несколько поодаль, поднимались мрачные глинобитные стены и башни древней крепости. Еще дальше, на сопках, в гуще порыжевших кустарников, пестрели домики. Посмотрев в бинокль с вышки, любой наблюдатель мог обнаружить, что яркие хижины вовсе не мирное жилье, а замаскированные железобетонные доты; в них были скрыты пулеметные гнезда и пушки.

Не сразу, а только после долгого и внимательного изучения долины можно было заметить на нашей стороне в кустах, среди нагромождений валунов едва видимые дозорные тропы. Словно кровеносные сосуды, охватывали они долину и тянулись на юго-восток, где высились лысые, с темными пятнами кустарников сопки, и на северо-запад, где также тянулись к небу скалистые вершины.

Не всякую дозорную тропу можно обнаружить в густых зарослях и камышовой чаще, но все пограничные дорожки были четко обозначены на карте, что висела в маленьком кабинете начальника заставы Усанова. Как правило, карта охраняемого пограничниками района была прикрыта серой занавеской, и ни один человек на заставе без ведома Усанова не имел права ее открывать. Но в тот день 1934 года карта была открыта, и Усанов, человек с мужественным, волевым лицом, водил по ней обычным карандашом и, отмечая квадрат за квадратом, говорил стоявшему перед ним проводнику собаки Никите Карацупе:

— Есть данные, что ночью, в тумане, попытаются забросить «петуха». Судя по всему, «петух» пойдет вот сюда. — Усанов обвел карандашом квадрат, включавший в себя часть долины реки, самую реку и склоны сопки. — Пойдет он к соседям. Но и нам нужно быть начеку. Ясно?

— Так точно! — Приземистый, широкий в кости боец Карацупа внимательно смотрел на карту.

А я смотрел на пограничника. Его чуть искривленные, как у кавалериста, ноги были наполовину закрыты подрезанной ножницами шинелью. На крепко натянутых яловых сапогах белела въевшаяся пыль. Шинель опоясывал туго набитый патронами брезентовый патронташ. Голову закрывал надетый строго по уставу суконный серый шлем. Карацупа только что вернулся из наряда, отвел на отдых собаку и, отдав рапорт начальнику заставы, получал новое задание.

Выслушав рапорт, Усанов внимательно посмотрел на Карацупу, потом на меня, сдержал улыбку и, задернув занавеску, — с новым заданием все было кончено, — бросил на стол карандаш. Придав своему лицу особую серьезность, он сказал:

— Сегодня вы получаете дополнительную нагрузку: с вами пойдет гость. Корреспондент. Будет дублером в наряде. Предварительно объясните ему и покажите, как нужно приготовиться к наряду. И очень прошу, не отвечайте товарищу корреспонденту так односложно, как обычно: «Все в порядке, все нормально». Ясно?

Усанов заулыбался, давая понять, что разговор окончен.

На усталом лице Карацупы появилось грустное выражение. Он вздохнул, взял под козырек, сказал: «Все в порядке» — и, печатая шаг, вышел со мной из кабинета. Я пошел за пограничником, сбитый с толку его мрачным видом и тяжелыми вздохами. Пока мы шли, Карацупа обернулся и в мгновение осмотрел меня. В глазах его я не ощутил какой-либо благоприятной для меня перемены.

В столовой