разумными условиями, накладываемыми на выбор первых принципов. Можно сказать, что согласие в обдуманных убеждениях постоянно изменяется и варьируется между одним обществом, или частью такового, и другим. Некоторые из так называемых опорных точек могут на самом деле вовсе не быть опорными, и не каждый примет одинаковые принципы для заполнения брешей в их существующих оценках (judgments). А любой перечень концепций справедливости, или консенсус относительно того, что считать разумными условиями на принципы, наверняка, более или менее произвольны. Концепция, представленная справедливостью как честностью, как она утверждается мною, не избегает этих ограничений.

Ответ общему возражению состоит в том, что обоснование представляет собой аргументацию, адресованную тем, кто не согласен с нами, или нам самим, когда наше сознание раздваивается. Оно предполагает столкновение взглядов между людьми или внутри одного человека и пытается убедить других, или нас самих, в разумности принципов, на которых базируются наши притязания и суждения. Предназначенное для примирения разных точек зрения разумными доводами, обоснование начинает с разделяемых всеми сторонами взглядов. В идеале, обосновать перед кем-нибудь концепцию справедливости значит предоставить ему доказательство ее принципов из посылок, которые мы оба принимаем, причем эти принципы, в свою очередь, имеют следствия, согласующиеся с нашими обдуманными суждениями. Таким образом, доказательство само по себе не является обоснованием. Доказательство просто выявляет логические отношения между суждениями. Но доказательство становится обоснованием, когда отправные пункты взаимно признаны, или заключение носит настолько охватывающий характер и настолько привлекательно, что убеждает нас в правильности концепции, выраженной в его посылках.

Таким образом, аргументация в пользу принципов справедливости должна начинаться с некоторого консенсуса.

Это следует из самой природы обоснования. Однако более специфические возражения правильны в том отношении, что сила аргументации зависит от особенностей искомого консенсуса. Здесь заслуживают внимания несколько моментов. Начать с того, что хотя следует признать заранее произвольность до некоторой степени любого перечня альтернатив, возражение ошибочно, если оно толкуется как утверждение, что все перечни произвольны в одинаковой мере. Перечень, включающий ведущие традиционные теории, менее произволен, чем перечень, который не содержит самых очевидных претендентов. Конечно, аргументация в пользу принципов справедливости усиливается, когда показывается, что они все-таки являются наилучшим выбором из более широкого перечня, сделанным в результате систематического рассмотрения. Я не знаю, насколько полно это может быть сделано. Я сомневаюсь, однако, что принципы справедливости (как я определил их) окажутся предпочтительной концепцией в такого рода полном перечне. (Здесь я допускал, исходя из существования верхней границы на сложность и других ограничений, что класс разумных и практичных альтернатив эффективно конечен.) Даже если аргументация, которую я предложил, основательна, она лишь показывает, что конечная адекватная теория (если таковая существует) будет похожей скорее на договорный взгляд, нежели на любую другую доктрину из обсуждавшихся нами. И даже этот вывод не доказан в каком-либо строгом смысле.

Тем не менее, при сравнении справедливости как честности с этими концепциями использованный перечень не представляет просто перечня ad hoc: он включает репрезентативные теории из традиции моральной философии, которая является результатом исторического консенсуса относительно того, что до сих пор казалось наиболее разумными и практичными моральными концепциями. Со временем появятся дальнейшие возможности, тем самым обеспечивая более убедительный базис для обоснования, по мере того, как ведущие концепции будут подвергнуты более суровой проверке. Однако о таких вещах можно говорить только в терминах предвидения. В настоящее же время следует попытаться переформулировать договорную доктрину и сравнить ее с несколькими знакомыми альтернативами. Эта процедура не произвольна, мы не можем продвинуться вперед никаким другим способом.

Обращаясь к конкретной трудности достижения консенсуса на разумных условиях, необходимо указать, что одна из целей моральной философии заключается в поиске возможного базиса согласия там, где такового, на первый взгляд, не существует. Она должна пытаться расширить область существующего консенсуса и очертить структуру более расчлененных моральных концепций для наших рассуждений. Обосновывающие доводы не находятся под рукой в готовом виде: они должны быть обнаружены и подходящим образом выражены, иногда в результате просто удачной догадки, а иногда — обращением к требованиям теории. Именно с этой целью в понятие исходного положения сводятся вместе различные условия на выбор первых принципов. Идея заключается в том, чтобы сведением вместе достаточно многих разумных ограничений в единую концепцию, мы поймем, что одна из представленных альтернатив должна быть предпочтена другим. В результате мы хотели бы иметь превосходство какого-то конкретного взгляда (из тех, что в настоящее время известны), возможно, и неожиданного, на этот новый возникший консенсус.

Опять-таки, множество условий, встроенных в понятие исходного положения, тоже имеет свое объяснение.

Можно сказать, что эти требования разумны, увязав их с целью моральных принципов и их ролью в установлении уз в обществе. Основания, скажем, для упорядочения и конечности, представляются достаточно ясными. И мы можем теперь объяснить публичность как гарантию того, что процесс обоснования может быть завершен (если можно так выразиться, в пределе) без неблагоприятных последствий. Ведь публичность допускает, что все могут обосновать свое поведение перед кем угодно (когда поведение можно оправдать) без вреда себе или других помех. Если мы всерьез принимаем идею социального объединения и общества как социального объединения таких объединений, то, конечно же, публичность является естественным условием.

Она помогает установить, что вполне упорядоченное общество является одной деятельностью в том смысле, что его члены следуют друг другу и знают друг друга, что они следуют одной регулятивной концепции; и каждый разделяет выгоды предприятий всеми способами, с которыми согласен каждый. Общество едино во взаимном признании его первых принципов. И действительно, это должно быть так, если имеет место совместное действие концепции