орудия тридцать пятой батареи. Лишь кое-где одиноко тявкали станковые пулеметы. Измученные боями, грязные и голодные матросы и солдаты шли в контратаку молча. И что-то зловещее было в этом молчании и не менее грозное, чем в криках «ура» и «полундра». Ненависть к врагу так загустела, что криком это чувство не выразишь, выход ей мог дать только бой, кровавый и беспощадный.

Видимо, гитлеровцы почувствовали это. После первых рукопашных схваток они попятились, а потом побежали. Наши заняли правый берег Казачьей бухты, несколько километров дороги, ведущей в город. Сильное сопротивление оказали немцы в военном городке, но и оттуда их выбили. Немцы отступили к мысу Фиолент.

От Казачьей бухты до мыса Фиолент ночную тьму прорезали автоматные и пулеметные очереди. Во всех концах раздавались резкие хлопки гранат, вскипал рукопашный бой, слышались стоны и крики. Это была, пожалуй, одна из самых неукротимых контратак черноморцев.

Когда группа Глушецкого выскочила на дорогу за городком, немцы открыли ожесточенный артиллерийский огонь по всему мысу. Глушецкий оглянулся назад и вдруг почувствовал удар в голову. Он шагнул, зацепился за что-то ногой и упал. «Вот и все», — пронеслась мысль.

— Лейтенант! — встревоженно наклонился над ним Семененко. — Чуете меня?

Некоторое время Глушецкий лежал без движения, потом тяжело задышал и повернул голову.

— Эй! Есть тут поблизости санитары? — закричал Семененко. — Лейтенанта треба перевязать!

Откуда-то из-за кустов выскочил солдат с винтовкой.

— Давайте перевяжу, — сказал он.

Семененко по голосу определил, что это девушка. «Вот хорошо, что санинструктор оказался поблизости», — подумал он.

Девушка опустилась на колени, положила на дорогу винтовку и наклонилась над Глушецким:

— Куда ранило?

— Голова, — тихо ответил Глушецкий.

— Подержите раненого за плечи, — сказала девушка главстаршине.

Она достала из кармана бинт и забинтовала голову лейтенанта, потом отерла с его лица кровь. Держась за Семененко, Глушецкий встал на ноги, несколько раз глубоко вздохнул и нетвердо проговорил:

— Могу идти…

— Только идти вам к берегу, — заметил Семененко.

Глушецкий огляделся. Впереди шла ленивая перестрелка, и он догадался, что наши остановились и залегли. По мысу, району тридцать пятой батареи, маяку, по бухтам неистово била немецкая артиллерия. Лагерная балка тоже вся была в огне. «Отсекли нас от мыса, — подумал он. — Идти сейчас к берегу просто невозможно — добьют». Он сказал об этом Семененко.

— То так, — согласился главстаршина и вдруг вспомнил о тропинке из военного городка к берегу, о которой напомнил ему Борис Мельник.

Однако сомнительно, чтобы лейтенант ночью нашел эту тропинку.

— Вот шо, лейтенант, — подумав, предложил главстаршина, — идите вон в ту сторону, где пригорок. Там дожидайте меня. Дивчина нехай тоже туда идет. Я трохи помаячу тут, а под утро нам все равно придется отходить, бо силенок не хватит держаться. По тропке спустимся вниз.

Глушецкий отрицательно махнул рукой, наклонился и взял автомат.

— Надо туда, — сказал он, показывая в сторону, где залегли солдаты и матросы.

Он сделал несколько шагов по дороге и вдруг почувствовал такое головокружение, что чуть не упал. Семененко его поддержал и решительно заявил:

— Все, товарищ лейтенант. Давайте обратно. А ну, дивчина, веди лейтенанта!

Опираясь на плечо девушки, Глушецкий пошел к берегу. Семененко проводил их глазами и, сойдя с дороги, направился к мысу Фиолент, где шла стрельба.

3

Утром немцы бросили в бой танки и свежие войска. Моряки и солдаты были вынуждены отступить к тридцать пятой батарее. Опять весь мыс оказался под шквальным огнем артиллерии. Но и в этот день гитлеровцы не овладели Херсонесом.

Семененко, Глушецкий и девушка, которая перевязывала его ночью, под утро спустились по тропке к берегу. Подняв голову, Глушецкий увидел, что скалы высоко вознеслись над морем. Семененко нашел углубление в скале и предложил здесь располагаться. Пройдя дальше, он, к своему удивлению, увидел людей. Кто-то лязгнул затвором, и Семененко торопливо сказал:

— Свои, свои.

— Из какой части? — раздался резкий голос.

— Громовской бригады.

— Проходи!

Семененко пролез под нависшей скалой и очутился на широком и гладком, как палуба корабля, камне. Здесь он увидел несколько десятков севастопольцев: матросы, солдаты и неизвестно как оказавшиеся здесь две женщины. У одной из женщин на руках был ребенок.

— Здоровеньки булы, — стараясь быть веселым, проговорил Семененко. — Чи не рейдовый катер дожидаете? Приходили корабли?

— А ты что, не видел? — грубо отозвался матрос с забинтованной рукой.

— Я наверху был, — ответил Семененко.

— Что там?

— Ночью мы их гнали до Фиолента, а сейчас они нас. Танки пустили. Наверху теперь немцы. Не выглядывайте, а то худо будет. Так приходили корабли?

— Приходило несколько катеров, за батареей ошвартовывались. Мы сигналили, но к нам не подошли.

— Перегружены, видать, — вставил слово худощавый матрос.

— Да, дела, — задумался Семененко.

Он вернулся к лейтенанту и сел рядом на камень. Вскоре рассвело, и Семененко увидел под скалами сотни людей. Наверху грохотали взрывы. Многие снаряды рвались в воде.

— История, — протянул главстаршина, косясь на девушку в поношенном пехотном обмундировании, которая, нахохлившись, сидела поодаль. — Мертвой хваткой берут нас.

Он вскинул вещевой мешок, вынул котелок, зачерпнул воды и стал умываться. Не вытирая лица, сел, закурил и стал вслух рассуждать.

— А дальше шо? Сверху нас не достанут, а вот ежели с моря подойдет какая вражья посудина, то нас за милую душу посекут из пулеметов.

— Не каркайте раньше времени, — резко оборвала его девушка.

Семененко посмотрел на нее так, словно впервые увидел, и добродушно спросил:

— Как звать, сестрица?

— Таня.

— Где раздобыла? — спросил он, заметив лежащую около ее ног снайперскую винтовку.

— В детском магазине купила, — ядовито ответила она.

Семененко укоризненно покачал головой.

— Ой, дивчина, горда, как погляжу. Меня интересует твоя воинская специальность. Чи санинструктор, чи кто?

— Снайпер, — уже миролюбиво ответила девушка.

— А фамилия твоя какая?

— Таня Левидова.

— Не чул. Про Людмилу Павличенко чул, а про тебя…

И он пожал плечами.

— Так то знаменитый снайпер, а я не знаменитая. Нас таких много.

— Мабуть, так, — согласился Семененко.

Лежавший до сих пор без движения Глушецкий открыл глаза и приподнялся. Таня