знать ушел от тебя за кривду твою ангел-хранитель». И, правда, наверно ушел. Но Никитка все-таки позвал.

* * *

Сахсат был искренне расстроен. Этот воин, назвавшийся лицедеем, бился мастерски! Но Великий почему-то решил прервать его жизненный путь. Иначе не поступил бы так жестоко. Вырвал из рук победу. Сахсат тяжело вздохнул и начал освобождать клинок Звенящей Сестры. Да уйдет этот воин к престолу Великого, не познав горечи поражения и да облегчит его последние секунды спасительное забытье.

— Оставил бы ты его, — раздался вдруг голос. И раздвинув тяжелые ветви могучей ели, перед Сахсатом появился еще один воин. Хоть и не слишком высокий, сложением он не уступал Избранным из свиты Императора. В невероятной красоты синем одеянии, покрытом загадочными письменами, с вышитым атакующим пардусом на груди. А обувь его светилась при каждом шаге. Густые черные волосы убраны в воинский убор. И столь же страшен ликом, как поверженный. Оружия на виду не носил, но толстая цепь того загадочного металла, что носят лишь маги, указывала на его высокое происхождение. И покрытые белесым налетом мозоли на пальцах.

— За что возлюбил меня Великий, — в восторге возопил Сахсат. — Два таких противника за один вечер! — Желаешь ли ты биться голыми руками? — не веря своему счастью, спросил он.

— Ну, топора у меня нет.

Неистовый аккуратно спрятал Звенящую Сестру в кожу. Не полезен лунному серебру прохладный воздух. Повернулся. Воин стоял в позе Танцующего Медведя. Шестой канон. Какая честь!

* * *

После того как ушел Никитка, звездочки покружились еще. Да стали разбегаться. Домой. Кто в травку, кто в кусточки. А две, казалось нехотя, подплыли к старой иве. Любопытные. Под старой ивой вдруг вздохнуло что-то. И звездочки погасли. А тень под ветвями налилась чернотой, мраком. Загустела.

Тварь была умелой, опытной и не первый раз хаживала сюда на охоту. Но впервые так трудно было пройти. Неделю камлали Старшие, созвав все племя для обряда. И вот она здесь. И принесет в дом столь сладкий аромат ужаса, которым насладиться сможет вся семья. Тварь втянула воздух, рявкнула, учуяв запах самого сладкого, что может быть, человека, полоснула когтями упрямое дерево, что так долго не хотело пропускать, и прянула по следу.

По коре старой ивы скатились слезинки. Лес негодующе зашумел.

* * *

Защита Неистового была сломлена в первые же минуты боя. Это был не шестой канон. Это было намного выше. И такому великому умению Сахсат просто не мог найти определения. Атаки руками с разных уровней сменялись ударами ног, многие связки завершались бросками. Умением простого боя Сахсат превосходил всех жителей Островов, но с этим воином справиться не мог.

И вдруг ощутил, что голову опять начинает заволакивать знакомая алая муть гнева. Однако незнакомый воин, как почувствовав возможное перерождение, лишь усилил натиск, и багровый туман гнева порвался под его атаками, отлетел клочьями прочь, растаял, чтобы окончательно рассеяться. И последний выбивший сознание удар Сахсат воспринял как избавление, ведь он уйдет к престолу Великого, излечившись от своего проклятия и не обагрив Звенящую Сестру кровью отважного лицедея. Он еще успел внутренне хохотнуть, поняв, что обманул судьбу своего противника, как мгла беспамятства затопила его разум.

* * *

Юрка стоял, тяжело дыша, изумленно разглядывая разбитые в хлам руки. Завалил таки он этого кабана. Ну и бык же попался. И умелый причем. Только дрался как-то странно. Демонстративно, что ли? Хотя несколько раз попал, и так здорово. Содрогнулась мать сыра земля. Кряхтя, Юрка покрутил торсом. Досталось ему. А этот динозавр зеленый и после самых свирепых ударов вставал, и пер вперед, как ни в чем не бывало. Лыбился еще, если конечно гримасу эту улыбкой можно назвать. Благодарил все за что-то. Последние секунды боя Юрка продержался только на самолюбии, сил уже не было.

Наклонился, пощупал пульс у зеленого. Жив вроде. Повернулся к белому. Тот уже пришел в себя и глядел на происходящее широко раскрытыми глазами.

* * *

По-разному представлял себе своего ангела-хранителя Никитка. Но точно не так. Не в виде бугая с побитой физиономией и размолотыми в кровь кулаками. Видел он его себе несколько благообразнее, что ли. Но этот бился так, что и княжьим богатырям не зазорно бы стало. Да другой с этой странной нелюдью бы и не справился.

* * *

Тварь быстро шла по следу. Глупые деревья пытались заслонить ей путь, но где там. Не раз и не два выходила она на охоту и теперь уверенно вышла к огромным елям. Те возмущенно зашумели, замахали ветвями, но след манил, и тварь, уклонившись от удара, проскользнула на поляну. И, увидев добычу, сразу прыгнула.

* * *

— Да какого… — подумал Юрка, падая на землю от подсечки, которую ему в лучших традициям русского рукопашного боя провел лежащий на земле белый. Но возмущаться времени не было. Прямо над головой его пронеслось нечто жуткое, развернулось и, разинув жвала, противно заскрипело.

Юрка выругался. Он всегда считал себя человеком с крепкой нервной системой, страшилки по видику смотрел, но все-таки для одного вечера это было чересчур. Белый уже стоял перед тварью, выставив вперед посох, и твари это явно не нравилось. Недовольство она демонстрировала путем активного мотания башкой или как там эта штука у неё называется. И вдруг сделала несколько шагов в сторону лежащего без сознания зеленого. Белый взвился в прыжке, перемахнул через совсем немаленькую тварюгу, успев шарахнуть её посохом по хребту. Резко запахло озоном, мерзость взревела, и с места бросилась на не успевшего утвердиться на ногах плясуна, тот ушел кувырком, и с какого-то невероятного положения вмазал своим посохом по ногам твари. Она подпрыгнула, поджав украшенные длинными когтями мускулистые конечности, и в прыжке хлестнула хвостом. Удар пришелся в болтающуюся руку белого и отбросил его на несколько шагов. Приземлился он ловко и на ноги встал быстро, но видно было, что ему тяжело. Бледное от боли лицо покрывали крупные капли пота. Тварюга атаковала и, нырнув под метнувшийся ей навстречу посох, вдруг цапнула его своими жвалами и, коротко взвыв, отшвырнула в сторону. Никитка рванул из-за пояса кинжал, но… Слабовато было это оружие против полной силы нечисти.

* * *

Тварь уже не торопилась. Древний враг был ранен, обезоружен. И сейчас она наслаждалась эманациями боли и страха, исходившими от него. Пугала его ложными атаками. Остальные не были ей страшны, их она сожрет позже. Наконец игра ей надоела. Тварь слегка напружинила задние лапы, готовя послушное тело к прыжку…